мели чушь!

У Динары истерика. Мне приходится даже немного ее встряхнуть, чтобы она перестала брыкаться, ужом ерзая под моей навалившейся на нее тушей. Голова дергается, темные волосы волной ложатся на ринг. Полная грудь вздымается и опускается, заставляя меня… меня, блин, отводить взгляд. Скатываюсь на бок и встаю, подавая невесте руку:

– Если тебе есть что мне сказать – говори.

– А ты мне ничего сказать не хочешь?

– Например?

– Например, собираешься ли ты бросать свою шлюху? Или будешь и дальше меня унижать встречами с ней?

Стоит. Глаза блестят. Ресницы слиплись от слез в треугольники. И губы дрожат. А все равно вся ее поза – вызов.

– Не понимаю, о чем ты.

– Вот как? Ну, тогда, наверное, тебе лучше уйти. Вернешься, когда поймешь.

Динара отворачивается. Я только успеваю заметить, как взволнованно вздымается ее грудь.

– Ты меня прогоняешь? – невольно сжимаю руки в кулаки. – Я что, по-твоему, пес? То иди ко мне, то пошел на хер?

– А я, по-твоему, кто тогда? Дура?

– Я этого не говорил, – цежу сквозь зубы.

– Но подразумевал. Что еще могло означать твое «Я не понимаю, о чем ты»? – пародируя меня, презрительно кривит губы.

А я стою и не могу сообразить, как докатился до того, что меня отчитывает двадцатилетняя девчонка. И ведь есть за что! Как она узнала? Нет, как – понятно... Подслушала мой разговор. Но почему Динара решила, что все продолжается?

– Ты за мной следишь?

– Зачем бы мне так утруждаться, если ты таскаешься с... этой по всему городу?

Немыслимое дело, но я чувствую, как кровь приливает к щекам. И это по большей части злость, да, злость на себя, но еще и гребаное смущение. Мне стыдно. За то, что меня отчитывают как сопливого пацана. И стыдно, что я сам дал для этого повод. Чего во мне нет, так это страха. Хотя, если Динара нажалуется на меня папочке, завязанный на узел член – меньшее, что мне грозит.

А тот, надо заметить, реагирует на близость женщины. Переминаюсь с ноги на ногу, ослабляя натяжение в брюках.

– И? К чему ты клонишь?

– Да вроде ни к чему. Я у тебя прямо спрашиваю, собираешься ли ты бросать эту женщину. Потому что я не потерплю… не потерплю… твоих отношений на стороне.

Поворачиваюсь к Динаре. Долго смотрю в глаза. И ведь я могу так все перевернуть, что она еще и вину почувствует за случившееся. Я могу. Но кем я тогда буду? Она же совсем малышка: чистая, наивная девочка. Которой я и так уже успел причинить боль.

С другой стороны, а что я ей скажу? Между нами с «той» все кончено? Так ведь нет. Я не смогу. От одной мысли об этом все во мне на дыбы встает.

– Если я тебе был нужен исключительно в качестве мальчика для битья, я, наверное, поеду. Поздно уже.

Отхожу. Снимаю небрежно брошенную на столбик ринга рубашку.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– У меня нет на него ответа.

– Мы вместе или нет?! – топает Динара ногой. Я, удивленно вскинув бровь, оборачиваюсь. Темперамент у девочки, надо признать, заводной. Это может обернуться головняками, а может добавить красок. Смотря куда мы направим ее энергию. Проблема в том, что я не могу себя заставить заняться этим. Не могу найти в себе нужный азарт, да… Я горю только рядом с Амалией, а на Динару моего запала не остается.

– Ты моя невеста.

– Невеста, которую ты не хочешь?

– Ты что, сегодня решила выесть мне мозг? – взрываюсь я.

– Нет! Мне просто нужно понять, что происходит. Как есть, больше не будет. Потому что я так не могу.

О, на самом деле человек такая скотина, что выдержит и гораздо худшие вещи. Но голос Динары к концу предложения скатывается в едва различимый шепот. И даже вызов во взгляде не может скрыть ее ранимости. Язык не поворачивается ее осечь.

– Я хочу. Хочу, ладно?

– Хорошо, – отворачивается, сжимая кулаки.

– Мне, и правда, надо идти.

– Поцелуй меня!

– Что? – оборачиваюсь.

– Поцелуй меня. На прощание. Мы же скоро поженимся, что в этом такого?

Залипаю взглядом на ее пухлых губах, не решаясь приблизиться. Тогда она приближается сама. Подходит близко. Так что ее тугая грудь сплющивается моей. Запрокидывает голову. Глазищи темные, шальные… Одну руку кладет на предплечье, другой ведет вверх по спине. Я как под гипнозом.

– Это мой максимум.

– Что? – туплю.

– Больше я ничего не умею, – Динара улыбается, несмотря на то, что ее щеки горят от смущения.

– Предлагаешь мне взять ситуацию в свои руки? – хмыкаю, не понимая, когда сам осип. Наверное, дело в том, что у нас с Амалией сегодня так и не дошло до секса. С чего бы еще мне так реагировать на эту неумелую провокацию?

– Возьми… – шепчет Динара мне в губы. И прижимается к моим губам невинным поцелуем, чтобы тут же отстраниться. Только я не даю. Какие-то рефлексы срабатывают, не знаю… Ее чистоту хочется пить. Руки, будто они существуют отдельно от головы, соскальзывают ей на спину, чтобы усилить контакт. И движутся дальше, вверх, по лопаткам, путаются в волосах, тяжелых и гладких как шелк. Причиняя, может быть, легкую боль. А язык раздвигает губы, проникает между зубов и обводит ее пугливый язычок по кругу.

Динара тихонько вздыхает.

Обхватив ладонью ее затылок, удобнее фиксирую голову. Прикусываю нижнюю губу, зализываю. Опускаюсь поцелуями к острому подбородку, всасываю его в рот. В себя прихожу от ее всхлипа. Аллах, какого черта я делаю? Еще больше все усложняю? Или…

– Кажется, папа приехал, – шепчет Динара, округлив глаза.

– Пойдем, поздороваемся.

Поправляю одежду и поворачиваюсь к двери. Динара шагает рядом. И я правда не понимаю, в какой момент ее рука оказывается в моей. Кто из нас первым берет другого за руку. Но из спортзала мы выходим вот так. Умар задерживает взгляд на наших переплетенных пальцах и, прежде чем протянуть мне для пожатия руку, удовлетворенно прикрывает глаза.

– Вечер добрый. Не думал тебя увидеть. Вы ужинали?

– Нет. Пока только спарринговались, – улыбаюсь.

– Динара – отличный боец, не так ли?

Кажется, или в словах Халилова гораздо больше глубины, чем видится на первый взгляд? Что характерно –