class="p1">— Не знаю, — пожал плечами Миша. — Но вроде нет. Дождь был сильный, настоящий ливень. Отсюда даже деревья парка, как в тумане, еле просматривались. Думаю, кроме нас никто и не заметил, как она пришла на мост.

— А на той стороне, получается, люди заметили плывущее тело?

— На той стороне она застряла, — объяснил официант. — Я слышал, что зацепилась за какое-то бревно на дне. Там уже мелко совсем, вот она и качалась в своем ярком платье у берега. Мы вызвали полицию, но пока ждали, на той стороне кто-то мимо шел — дождь уже закончился. В общем, народ сбежался, вытащили.

— И никого подозрительного ты или твой друг не заметили?

— Ну. Говорю же, нет. Но мы и не смотрели на подозрительных. Она прыгнула сама, зуб даю.

«Идеальное самоубийство, — подумала я. — Свидетели, дождь и ни одного постороннего лица рядом».

— Последний вопрос, — вдруг запнулась я, осененная внезапной мыслью. — Почему ты за ней не прыгнул? Прошло меньше минуты, ее можно было вытащить и спасти. Хотя бы попытаться. Но ты не прыгнул…

Миша нелепо вытаращил глаза и стал похож на филина:

— Куда? В воду? Она же сама решила крякнуть, при чем тут я? Если что, я не дебил прыгать в воду под дождем.

— Хуже, Миша. Ты трус, слабак и дегенерат. — Я сплюнула и направилась к двери.

— Эй! А вам точно можно так со мной говорить? — донеслось мне вслед. Я не обернулась.

— А если бы я тоже утонул?

Сознание того, что девушку можно было бы спасти, будь это чудо в официантской форме чуть посмелее и человечнее, заставило кровь в моих ушах зашуметь от гнева. Подумать только! Не было бы этого разговора, прыгни он в воду за девушкой. Почему, интересно, этому надутому юнцу не инкриминируют «оставление в опасности»?

Пройдя насквозь через кафе к парадному входу и выйдя из него, я вновь оказалась на Туристической площади и направилась к мосту. Дождь, который так долго собирался пойти, похоже, наконец собрался. По тротуару застучали первые звонкие капли. Природа словно сама хотела воссоздать для меня сцену трагедии.

Холодные струи чуть остудили мой гнев. В конце концов, это чудо в коротких штанах могло и вовсе не уметь плавать. Конечно, он бы не прыгнул за Полиной в этом случае. Правда, официант был не один. Неужели все, кого позвали в итоге свидетели, не умели плавать? А может, никому даже в голову не пришло, что ее можно спасти? Люди в наше время стали такими равнодушными. Поток моих мыслей было уже не остановить. А если все это — один большой заговор? Может, эти официанты сами ее и столкнули, а потом назвались свидетелями? Поэтому второй официант так спешно покинул город…

Нет, Иванова, остановись. На площадь выходят окна нескольких домов, а представить, что официанты оставили свое рабочее место и побежали топить девушку в вечернем платье, просто невозможно. Это абсурд.

И тем не менее момента прыжка никто не видел. Официанты отвлеклись на звук падающей посуды. А если кто-то уронил посуду специально, чтобы их отвлечь? Нет, это бред!

А почему она была в вечернем платье? Полиция, кажется, объяснила это желанием красиво уйти из жизни. Такая версия тоже мне казалась спорной. Судя по тому, что мне рассказала сестра Полины, девушка не была такой инфантильной… У меня даже голова заболела от нахлынувших мыслей, так что я прижала ладони к вискам.

Между тем дождь испортил гуляющим планы. Люди начали разбегаться, и скоро я осталась на мосту одна. Поток воды усилился. Я почувствовала, как она льется за шиворот, и мгновенно озябла. Но это было даже к месту: погружение в сцену трагедии было полным. Так же и Полина шла на мост под дождем, ощущая, как намокает красивое платье. О чем она думала? Почему выбрала именно мост?

Нет, что-то тут не то. Внутри меня все противилось мысли о самоубийстве девушки. Слишком открытое место, слишком драматичная сцена. Может, этот мост имел какое-то значение для бывших влюбленных? Тогда, конечно, произошедшее имело бы какой-то смысл. Надо будет узнать подробнее.

Наверняка я смотрелась странно — на меня косились из всех кафешек и магазинов. То, что Полину заметили только в «Авокадо», было случайностью, которая объяснима резким оттоком туристов и праздных гуляющих в начале сентября. Но, если бы некий убийца существовал, он не мог быть уверен, что его не заметят. А парни в кафе могли и не обернуться. Значит, не было никого около девушки. И даже рядом не было. Если бы ее привели к мосту и какой-либо угрозой заставили сброситься с него, могли найтись свидетели, которые бы заметили эту парочку. Убийца не мог так рисковать.

Я снова мысленно усмехнулась: уже сама говорю «убийца», хотя никакого убийцы нет на горизонте. Поясница заныла. Господи, а если это теперь навсегда? Я превращусь в старую бабку, которая больной спиной может предсказывать погоду? Надо немедленно поймать такси и ехать домой, пока я не простыла окончательно.

Повернувшись, чтобы двинуться в сторону выхода из парка, я вдруг краем глаза заметила, что уже не одна. На мост, придерживая воротник плаща, поднимался мужчина. Стройный, невысокий, симпатичный и такой знакомый. Я не поверила глазам.

— Господин следователь, какими судьбами? Вам промокшая совесть не дает покоя?

Лев Марсович Морошин отвел глаза. Он явно не ожидал меня тут увидеть.

— Или у вас просто есть милая привычка гулять в проливной дождь на местах убийств?

— Самоубийств, — машинально поправил Морошин.

— Допустим, самоубийств. Но привычка у вас все равно странная.

— Это не привычка.

— Тогда что же?

Морошин молчал.

— А я вам скажу что. Вы засомневались, что все сделали правильно. И пришли убедиться, что ничего не пропущено. Только поздновато вы спохватились. Надо было работать месяц назад.

Морошин поднял бровь и, по-прежнему глядя на воду, спросил:

— А разве здесь есть что-то, указывающее на убийство?

— Нет, но, возможно, было.

Морошин опять не ответил. Он по-прежнему не смотрел на меня и таращился в воду, испещренную кругами от дождевых капель. Я от злости перестала замечать, что вымокла до нитки. Мне хотелось сказать этому чудику в строгом сером плаще еще что-нибудь обидное, но я понимала, что эту каменную скалу ни одно слово не потревожит. Пора было двигаться домой, пока вода окончательно не превратила меня в рыбу. Или самой придется прыгать в речку.

Не попрощавшись с Морошиным, я сделала два шага от перил, но вдруг остановилась, пораженная мыслью.

— Вода…

— Что? — машинально переспросил Морошин.

Я забыла обо всем и снова подошла к перилам.