Пухлый капитан грустно улыбнулся.

— Заходите, конечно.

* * *

Следователь Морошин оказался хмурым, гладко выбритым брюнетом с усталым, злым взглядом. На вид ему было едва за тридцать, но сетка лучистых морщин, которая расходилась от его глаз, говорила о том, что он гораздо старше. Я удивилась про себя — такие морщинки бывают у улыбчивых людей, а капитан Морошин не производил впечатление человека, которого в жизни могло что-то радовать. Мне хватило секунды, чтобы понять: дружелюбия участкового Петра Ивановича в этом кабинете можно не ждать.

— Кто вы?

Я вздохнула. Почему сегодня все обращаются ко мне именно так?

— Иванова, частный детектив. — Я раскрыла свидетельство перед лицом Морошина. Он, нахмурив брови, вчитался в него, но, на удивление, не выказал ни иронии, ни сарказма, которые я обычно привыкла слышать.

— Что вам нужно?

— Я хотела поговорить с вами о деле Полины Усольцевой.

Лицо Морошина стало еще более кислым. Он отвел взгляд в сторону и произнес четко и сердито:

— Нет никакого дела Полины Усольцевой. Вы ошиблись. Не буду вас задерживать.

Я села напротив капитана на низкий неудобный стул.

— Отчего же? Я не против задержаться. Дела, может быть, и нет, но некоторые обстоятельства мне бы хотелось прояснить. Дело в том, что сестра погибшей…

Я не договорила — следователь прервал меня раздраженным жестом:

— Погодите. С чего вы вообще взяли, что я буду об этом говорить? Вы не родственница погибшей, а совершенно постороннее лицо.

«Ох, как трудно с тобой будет!» — мелькнула в моей голове мысль.

— Послушайте, — я максимально смягчила голос и постаралась придать ему проникновенную, интимную интонацию, — я не прошу каких-то официальных бумаг или разглашения закрытой информации. Вы и сами сказали, что дела никакого нет. Считайте, что я просто забежала к вам в обеденный перерыв поболтать.

Тактика оказалась неверной. На мое женское обаяние Морошину было плевать.

— Я предпочитаю обедать один, — отрезал он, — кроме того, я знаю регламент работы частного детектива. Средства поиска информации у вас довольно ограничены. И в ваши полномочия явно не входит допрос сотрудников правоохранительных органов.

Ясно. Как и предупреждал Кирьянов, сухарь, помешанный на правилах. Ничего, и с такими дело имели.

— Почему вы так быстро закрыли дело, несмотря на наличие определенного количества обстоятельств, которые могут как минимум поставить самоубийство под сомнение?

Расчет оказался верным. Морошин не справился с лицом и удивленно вскинул бровь, хотя тут же взял себя в руки.

— Каких еще обстоятельств?

— Я работаю только полдня и уже нашла несколько нестыковок в этом деле.

— Нет никакого дела…

— Если вам доставляет удовольствие это повторять — пожалуйста, повторяйте. Но сути это не меняет. Вы могли бы провести хоть какую-то проверку перед тем, как отказывать в возбуждении.

— Этого еще не хватало! — Морошин фыркнул, не глядя на меня. — Нэнси Дрю обвиняет меня в халатности.

— А вы не пробовали выслушивать людей до конца?

— А вы не пробовали устроиться на нормальную работу?

Я пропустила это замечание мимо ушей.

— Полина Усольцева, по свидетельству сестры, не собиралась сводить счеты с жизнью. И мне хотелось бы знать, почему вы…

Белая, плотная ладонь Морошина опять взметнулась перед моим лицом.

— На этом остановимся. Сестра Усольцевой уже была у меня, и мне казалось, я ей все доходчиво объяснил. В возбуждении дела отказано. Нет никаких веских свидетельств в пользу того, что имело место убийство или доведение до самоубийства. Ее домыслы — не моя забота. Покиньте мой кабинет немедленно. Я не обязан никому давать отчет в своих действиях, — он махнул рукой так, словно отгонял назойливую муху, — тем более вам.

— Тем более мне? — Я откинулась на жесткую спинку офисного стула. — Слушайте, это уже что-то личное. Я что, наступила вам на ногу в поликлинике?

Морошин побагровел.

— Девушка, я настоятельно советую вам прекратить этот спектакль и покинуть мой кабинет.

Я встала, схватившись за спину.

— Вы очень недальновидны. У меня много хороших знакомых в органах, и они часто сотрудничают со мной на взаимовыгодной основе…

— Мне неинтересно, — опять перебил Морошин и устало вздохнул. — Послушайте, мне известно, кто вы такая. И я не в восторге от того, чем вы занимаетесь. С моей точки зрения, ваша деятельность только мешает полиции и следственному комитету. Сосредоточьтесь лучше на том, чем занимаются частные детективы во всем мире, — поимке неверных мужей. А расследование смертей оставьте компетентным людям, которые нашли своему образованию лучшее применение, чем вы.

Я почувствовала, как удушливая волна гнева поднимается внутри меня. В ушах зашумела кровь. К черту вежливость и профессионализм!

— Если лучшее применение образованию означает протирать зад на стуле, пытаясь не нарушить ни единого регламента, то поздравляю, вы настоящий профессионал своего дела. Но если вы так верите в логику и правила, то ответьте: зачем самоубийца в день своего самоубийства совершает странные покупки и планирует следующую неделю в ежедневнике?

— Понимать мысли самоубийц не моя забота.

— «Не моя забота» — это что, слоган вашего РОВД? Недаром у него такая плохая репутация, — не сдержалась я, — таких продажных, ленивых, напыщенных…

— До свидания. Еще одно слово, и я влеплю вам статью за оскорбление сотрудника при исполнении. Уходите и не забудьте дверь закрыть поплотнее — там замок ненадежный.

Я двинулась к выходу, но все же не удержалась от последней попытки заинтересовать следователя:

— Полина купила веревочную лестницу и билет на поезд. А через два часа пошла и скинулась с моста.

Морошин молча посмотрел на меня и дал понять, что будет смотреть до тех пор, пока я не выйду из кабинета.

— Вот поэтому вы и обедаете в одиночестве. Никто не хочет сидеть за одним столом с Настольной книгой дознавателя.

Я выскочила за дверь, ругая себя последними словами за то, что не смогла справиться с эмоциями. Кирьянов же предупреждал, что с Морошиным будет тяжело. Зачем я вообще сюда пришла? Надо слушать старых опытных друзей, которые пытаются облегчить свою жизнь.

Пока я бесполезно сотрясала воздух у непрошибаемого следователя, на улице похолодало. Воздух стал как будто плотнее и гуще. За тесной толпой многоэтажек показалось свинцовое облако. Я хотела пройтись до злополучного мостика, чтобы самой осмотреть место, откуда прыгнула Усольцева, но сомневалась, что дождь не застигнет меня в дороге. Кроме того, спина разболелась не на шутку. Пора было принимать лекарство и натирать поясницу чудодейственной мазью, прописанной врачом, но я все оставила дома, потому что надеялась к этому времени вернуться.

Я уже вытащила телефон, чтобы вызвать такси,