– и при этом те же самые норманны были опаснейшими, злейшими и упорнейшими врагами Византии. Немцы же с ними враждовали – как по собственной инициативе, так и поддерживая Мануила.

Конрад, к которому примкнули короли Богемии Владислав и Польши Болеслав IV, однозначно решил вести свое 20‐тысячное войско сухим путем – через Венгрию и Константинополь, уговаривая Людовика сделать то же самое, но разновременно – чтобы тяжесть прокорма двойной армии не ложилась слишком уж тяжким бременем на население. В этом был определенный резон, хотя, проходя потом через Венгрию, германский король дозволил своим воинам весьма многое, памятуя о недавнем разгроме, учиненном немцам венграми. У французского короля была альтернатива – норманны предлагали ему, добравшись посуху до Италии, переправить все его войско морским путем прямо в Сирию. Не отличавшийся стойкостью характера Людовик выбрал «немецкий» вариант. Также на его решение могли повлиять соображения насчет того, что в плодородной Малой Азии будет легче добыть зерно и фураж. Еще одним моментом, как считает Р. Перну, могло быть влияние Элеоноры, ибо ее дядя Раймунд вроде бы состоял в союзе именно с византийцами. Отметим лишь, что союз этот был вынужденный и не особо прочный, так что стоит ли ему придавать такое значение – вопрос.

Первым в начале июня 1147 г. пошел Конрад, чье путешествие по византийским владениям поначалу проходило просто как по маслу. Французы пошли по его следам несколько недель спустя (папа римский даже прибыл во Францию, чтобы лично благословить короля, королеву и прочих участников похода – все равно восставшие жители Рима по-прежнему не пускали его в Вечный город!), причем сразу начались незадачи в отношении с византийцами. Те потребовали клятвенное обещание возврата под власть василевса всех земель, которые крестоносцы отобьют у сельджуков – но в этом им отказали, посеяв семена недоверия и обид. И момент-то был для объединения подходящий – греки теснили турок, но тут внезапно была разыграна «норманно-сицилийская карта»: сицилийский король Роджер II, от помощи флота которого отказался Людовик, замирился с мусульманами и со всей яростью напал на Византию, захватил Корфу, разграбил богатейшие города Ахайи (Греции) – Коринф, Фивы и др., и, как особо отмечает Хониат, «взял в плен и женщин, которые были особенно красивы и полногруды». Чтобы справиться с этой опасностью, василевс немедленно заключил с сельджуками мир на 12 лет. Так крестоносцы лишились сразу двух могущественнейших союзников, сцепившихся друг с другом, силы же ислама, напротив, высвободились для противодействия им.

Более того, разнузданное поведение немцев по отношению к местному населению вынудило Мануила выставить отряды, конвоировавшие продвижение крестоносцев. Как пишет Никита Хониат, Мануил сделал это, «опасаясь и подозревая, чтобы в овечьей коже не пришли волки или, в противоположность басне, чтобы под видом ослов не скрывались львы, или вместе с лисьей шкурой не имели они и львиной». Нередко дело доходило до оружия, один раз – практически до целой битвы при Адрианополе, ставшей следствием убийства отставшего от войска немецкого феодала и ответного сожжения византийского монастыря со всеми его обитателями. Василевс предложил свояку, который, по словам Хониата, «дышал войной, как кровожадный лев, свирепо машущий хвостом и готовящийся к нападению», направиться мимо Константинополя, на что тот не согласился, и крестоносное бесчинство докатилось до стен византийской столицы, так что даже был разграблен императорский пригородный дворец с парком, Филопатиум, выделенный василевсом свояку для проживания (после чего наглый германский родственник переехал в другой дворец, Пикридий). Разъяренный император угрозами заставил Конрада побыстрее переправиться в Малую Азию. Аргументы императора были подкреплены большой массой готовых к действию войск, и Конрад послушно исполнил его повеление, отчего тут же отношения меж ними наладились, и василевс дал немцам в проводники варяга Стефана. На прощанье Мануил дал ценный совет – не двигаться через Малую Азию «напролом», через весь полуостров, но идти к Атталии по побережью, контролируемому византийцами. На свою беду, немцы василевса не послушались, поэтому вполне логично, что далее случилась катастрофа: вместо того, чтобы дождаться французов, воинственные «тевтонцы» потребовали от Конрада немедленно вести их в бой. Тот и сам был бы рад побыстрее отделаться от этой затеи, и потому в Никее еще и войско свое разделил, мало того – неразумно, оставив обоз при рыцарях, направившись во Фригию и послав по побережью простолюдинов и часть рыцарей в Сирию. При Дорилеуме его зарвавшаяся знать была разбита сельджуками (26 октября 1147 г.), и Конрад пошел назад к морю ждать французов, изматываемый тяжелыми арьергардными боями. Сам король был ранен, остатки его войска (одна десятая часть) добрались до Никеи, где ряды германцев еще более выкосили голод и эпидемии; в итоге большая часть оставшихся в живых не стала ждать у моря погоды и отправилась домой, бросив короля. Вторая часть немецкого войска, ведомая епископом Оттоном Фрейзингенским, тоже далеко не ушла, погибнув частью при Лаодикее, а частью – на побережье Памфилии; лишь жалкие остатки добрались морем до Сирии.

Участники Второго крестового похода у стен Константинополя. Художник Ж. Фуке

В это время французы[29] (их войско было меньше немецкого) миновали Ахайю; путь их был нелегок и долог, потому что Людовик VII по своей тупости – чего греха таить! – повел свои рати практически в точности по тому пути, где ранее прошли и многое обобрали и разорили немцы. Мануил также хотел спровадить новую партию крестоносцев от царственного града, для чего даже подговорил свою супругу написать лично Элеоноре соответствующее письмо, однако его затея вновь не удалась – слишком велико было у французов желание увидеть поистине сказочный город, по сравнению с которым их Париж – кстати, далеко не самый лучший и богатый даже в самой Франции[30] – был воистину хуже всякой деревни. Интересно было б знать впечатления Элеоноры о Константинополе – но это не более чем несбыточное пожелание, а фантазию даже в научно-популярном изложении все же следует ограничивать. Однако Эд Дейский, королевский капеллан, оставил дошедшее до нас прекрасное описание Константинополя тех дней, отметив не только великолепие и безумную роскошь императорских дворцов («это – гордость Греции: слава его велика, но в действительности он еще превосходит свою славу»), многоэтажные дома, но и темную жизнь городских низов, где никто и никогда не придет на помощь, когда тебя будут резать («в Константинополе почти столько же воров, сколько бедных»). По прибытии в Константинополь французская королевская чета была торжественно препровождена во Влахернский дворец, где последовали три недели непрекращающихся пиров и празднеств – василевс знал, чем удивить