Шрифт:
Закладка:
– Сочувствую…
– Я бы и хотела вам помочь, но не знаю чем. С Любкой мы не общаемся.
– Может быть, вы в курсе, где она живёт?
– Она родом из Тамбова, поэтому специально устраивается няней с проживанием, чтобы не снимать квартиру в Москве. Она очень жадная.
– Она замужем?
– Ни мужа, ни детей.
Я вспомнила, что попугай Кирюша разговаривал мужским голосом.
– А мужчина у нее есть?
Собеседница покачала головой.
– Я же говорю, что она очень жадная. А мужику, если ты не писаная красавица, надо готовить, тратить на него время и силы. Не будет она это всё делать.
– Неужели нет никакой зацепки?! – Отчаяние в моем голосе было неподдельным.
– Ну… не знаю, поможет вам это или нет… Не так давно Любка сама позвонила, хотела похвастаться, утереть нам нос. Сказала, что устроилась няней к ректору Университета культуры. Дескать, там такая культурная семья, не нам чета. Зря, мол, мы испортили с ней отношения, у нее теперь блат в университете, она помогла бы нашему сыну туда поступить, а то ведь так и останется без образования. Врала, конечно. Какой блат сегодня? Деньги плати – и учись в любом университете, хоть в Москве, хоть в Англии… Только ведь получается, что ректор ее уже уволил, раз она к вам перешла на работу. Где ее теперь искать, я понятия не имею.
Я поблагодарила женщину и собиралась уйти. Но напоследок не смогла удержаться от вопроса:
– Извините мое любопытство, зачем вы сделали Любови Максимовне постоянную регистрацию в квартире? Что за благотворительность? Ведь она вам даже не родственница. И почему после кражи денег не сняли с регистрации?
Женщина вздохнула:
– Ох, это давняя история. Про долги, которые надо отдавать.
– Понятно, тут замешаны деньги.
– Нет, здесь долг моральный. Мой муж родился в Тамбове. Когда ему было четыре года, он пошёл один в лес, заблудился, упал в канаву и вывихнул ногу. Его крики услышала одиннадцатилетняя девочка, она пронесла его пять километров на спине и вышла к людям. В тамошних лесах водились волки, так что, скорее всего, без этой девочки муж бы погиб. Он ей обязан жизнью… С тех пор прошло много лет. Девочка, которая его спасла, – это мать Любки. Она попросила нас зарегистрировать дочь в Москве, чтобы Любке было легче устроиться тут на работу. И, конечно, мы Любку не выпишем. Потому что родители за детей не отвечают. Что выросло, то выросло…
Сидя в вагоне метро, я открыла сайт Университета культуры и узнала, что ректора зовут Моравский Евгений Вениаминович. Имелось фото: лысый мужчина лет шестидесяти, в стильных очках, бодрый и улыбающийся. Ниже был указан адрес электронной почты ректора, и я тут же написала ему короткое письмо. Дескать, я наняла няню Напалкову Любовь Максимовну, но ее поведение вызывает вопросы. Я случайно узнала, что раньше няня работала в семье ректора. Очень прошу уделить мне пару минут в вашем плотном графике, чтобы поговорить о госпоже Напалковой.
Я указала свои контакты и подписалась: «писательница Люся Лютикова». Вовсе не из-за тщеславия, а чтобы привлечь внимание к своему письму. Я знаю, что люди с уважением относятся к писателям, считают их особенными, чуть ли не элитой нации, даже если на счету писателя всего одна книга, как у меня. На самом деле это, конечно, не так. Грамотный окулист в районной поликлинике приносит стране куда больше пользы, чем иной графоман. Но такой стереотип существует, и он мне на руку.
Впрочем, я особо не надеялась на ответ. Ректор – человек занятой, его почтой занимается секретарь, скорее всего, моё странное письмо, не имеющее отношения к учебному процессу, отправится прямиком в «корзину».
Каково же было мое изумление, когда буквально через десять минут мне позвонили с незнакомого номера.
– Писательница Люся Лютикова? – пробился женский голос сквозь стук вагонных колёс. – Вы хотели поговорить с Евгением Вениаминовичем о бывшей няне, правильно? В течение часа сможете подъехать на Маросейку? Скину вам адрес.
– Конечно. – Я обрадовалась, что не успела выйти из метро. – Буду через полчаса.
Вскоре я уже стояла на улице Маросейке, напротив старинного особняка, построенного, как значилось на памятной доске на фасаде здания, в 1779 году. Тут до меня кое-что начало доходить. Это самое сердце Москвы, квартиры в этом районе не просто дорогие, а запредельно дорогие, их стоимость равна полёту на Луну или даже на Марс. То есть здесь живут люди фантастически богатые, а про них я кое-что успела узнать.
Раньше я была нищей журналисткой, которая снимала вонючие комнаты в самых дешёвых районах Москвы. Благодаря счастливому случаю мне удалось разбогатеть, обзавестись кое-какой ценной недвижимостью[3]. Я не достигла уровня Маросейки, а только сделала пару шагов по направлению к ней. Но даже на этом этапе я чётко уяснила: богатые люди никого не пускают в свою жизнь. Вообще никого и никогда. Я уже пять лет живу в четырёхкомнатной квартире около метро «Белорусская», но до сих пор понятия не имею, кто мои соседи по подъезду. Мы знаем друг друга в лицо, приветливо здороваемся в лифте или на лестничной площадке, перебрасываемся парой слов о погоде – и на этом всё. Я не знаю ни как их зовут, ни чем они занимаются – абсолютно ничего.
Если ректор Евгений Моравский хотел поговорить о своей бывшей няне, он мог сделать это по телефону. Если такой человек вдруг приглашает к себе домой – это означает только одно: ему что-то от меня нужно. Причём срочно, иначе бы мы встретились в стенах вверенного ему университета.
Ох, не нравится мне всё это! Я должна быть начеку!
Глава одиннадцатая
Преодолев высокие лестничные пролёты, я поднялась на второй, он же последний этаж и позвонила в квартиру. Дверь открыла женщина лет пятидесяти, чуть полноватая, но весьма энергичная. Она была одета в спортивный костюм леопардовой расцветки с розовыми вставками, в ее ушах болтались очень крупные золотистые серьги-кольца, украшенные разноцветными камнями. Это была чистой воды вульгарщина, но дама почему-то выглядела так роскошно, что мне немедленно захотелось себе и такой костюм, и такие серьги.
– Вы Люся Лютикова? – строго уточнила женщина. Я кивнула. – Проходите. Хорошо вытирайте ноги, у нас паркет!
На полу действительно был выложен очень красивый штучный паркет,
