князей Феодора Ростиславовича», которая в 1770-м году прославилась как чудотворная. В то время свирепствовала в Москве и других городах моровая язва, пришла она и в посад Мологу. Тогда мологжане обратились к заступлению сей иконы: из Успенской церкви монастыря (тогда приходской) Тихвинская Богоматерь была перенесена крестным ходом в соборный храм Мологи, и язва прекратилась. С тех пор образ Тихвинской Божией Матери почитается как чудотворный, а в память об избавлении Мологи от моровой язвы был учрежден ежегодный крестный ход с иконой, которую переносили в Воскресенский собор города на три недели с 30-го сентября. По просьбе жителей святыня была принимаема и в домах граждан.

Такое почтение к иконе Афанасьевского монастыря вызвало недоброжелательство клирошан церкви соседнего села Веретеи: ими был послан донос архиепископу ростовскому и Ярославскому Самуилу, в котором указывалось, что даже «молебствия тому образу от разного звания людей совершаются от прочих святых икон отлично». 16 мая 1780 года в Мологский городской магистрат пришло послание владыки Самуила, который требовал «от всех оного города Мологи обывателей, купцов и мещан взять известие». т. е. допросить, давно ли Тихвинская Богоматерь находится в упраздненном Афанасьевском монастыре и почему ей оказывают «отличное против протчего святых божия матере икон почтение и молебствия». И вот начался «розыск по делу». В первую очередь призвали к ответу священника Алексея Афанасьева и весь клир бывшего монастыря, допросили купечество и мещан города Мологи, крестьян сел Боронишино, Шумово, Станово, Феодорицкого. Все они «в сущую правду согласно показали», что икона Тихвинской Богоматери «из давних лет» находилась в монастыре, а как она там появилась, «того они сказать не могут», а почитают ее за «первообразную». Упорствовали лишь крестьяне и церковнослужители села Веретеи, откуда был послан донос, и по-прежнему отстаивали свое обвинение. Дело, тем не менее, было закрыто «за отсутствием состава преступления».

Когда монастырь был вновь учрежден, но уже как женский «под управлением игуменьев», икона Тихвинской Богоматери стала именоваться его чудотворной святыней. Настоятельница и прочие насельницы обители при вступлении в монастырь в 1797 году получили словесные сведения об этой иконе от 112-летнего старца воина Лазаря Иванова, который передал им, что «сия икона дана на благословение от святаго благоверного ярославскаго князя Феодора Ростиславовича сыну его св. благ, князю Давиду Феодоровичу (ок. 1298 г.). Давид же Феодорович благословил ею младшаго сына своего Михаила на удельное княжение в Мологу (ок. 1321 г.), а Михаил благословил сына своего Феодора Михайловича, который ок. 1370 г. и принес сию икону в древний Афанасьевский монастырь».

«Рассказ сей весьма согласен с хронологией, историей и преданием», — отмечает протоиерей Иоанн Троицкий, чьи «Материалы для истории Ярославской епархии» были опубликованы в 1901-м году в газете «Ярославские епархиальные ведомости». «Икона сия древнего письма, — подтверждает он. — Древность ее, кроме живописи, доказывается еще и тем, что задняя сторона доски — старинной, самой простой, грубой и неискусной отделки. Высота иконы 1 аршин 14 вершков, ширина 1 аршин 10 вершков (т. е. 133 х 115 см — Авт.). Письменных документов о ней нет».

Отец Павел приводит в своих дневниковых записях несколько другие размеры Тихвинской иконы Божией Матери: «Высота святой иконы 1 аршин и 14 вершков, ширина 1 аршин и 6,5 вершков» (т. е. 133 х 100 см). Вообще разночтений по истории Мологского монастыря очень много. Нигде не указано также, как производились обмеры иконы — ведь она была в драгоценном окладе, в жемчужной ризе.

Но до чего же интересен восемнадцатый век! После того как чужеземные обычаи прочно укоренились в жизни не только столичной, но и провинциальной, так что не в одном высшем свете повсеместно говорили по-французски и немецки, но весь русский язык переполнился иностранными словами, после этого, казалось бы, победного шествия иноземщины по российским просторам все вдруг кинулись изучать древнюю русскую историю, собирать уцелевшие по монастырским ризницам летописи и сказанья, а сами монастыри — эти на целое столетие упраздненные обители Православия — вдруг начали возрождаться, как грибы после дождя.

16 августа 1795 года «вследствие прошения граждан Мологи» Высочайшим указом Екатерины II был вновь утвержден Афанасьевский женский общежительский монастырь на месте старого мужского. По указу императрицы монастырь не получал ни своих земель, ни денежного содержания. В нем дозволено было проживать «до 30 бедных вдов и престарелых девиц», однако на какие средства — не говорилось ни слова. Поэтому Ярославская духовная консистория (так, на иноземный лад, называлось даже епархиальное управление) долгое время находилась в затруднении: каким образом содержать сию обитель? Только после того, как Мологская Городская Дума обязалась выплачивать ежегодно по 300 рублей на содержание монахинь, был издан Указ Ярославской духовной консистории об учреждении Мологского Афанасьевского женского монастыря 15 апреля 1798 года. Но целых двадцать лет — до 1817-го — Афанасьевская обитель не имела права даже на постриг в монашество в собственных стенах.

Вообще эти первые два десятка лет — очень трудный период и материального, и духовного становления монастыря, и тяжелый этот груз вынесла на своих плечах «возобновительница и устроительница Афанасьевской женской обители игуменья Евпраксия», — как пишет отец Павел.

Она заложила основу благополучия Мологской Афанасьевской обители, уже в XIX веке ставшей «одним из лучших женских монастырей в Ярославской епархии».

При игумении Евпраксии монастырь был практически отстроен заново. Помимо корпусов, в северо-западном углу монастырской ограды на том месте, где прежде находилась деревянная церковь Успения Богородицы, был построен в 1822–26 годах однопрестольный Успенский храм с входом вне монастыря. Сюда был перенесен из прежней церкви древний пятиярусный иконостас столярной с резьбой работы, вызолочен и украшен святыми иконами, тоже из прежней деревянной церкви. Таким образом, в Мологской Афанасьевской женской обители были восстановлены храмы прежнего мужского монастыря — Троицкий (еще в 1788 г.), каменный, теплый, пятиглавый, с колокольней, и Успенский.

Игуменья Евпраксия предприняла попытку упрочить материальное положение монастыря, обратившись к самому Государю Императору Александру I, когда тот в 1823 году 16 августа был проездом в Мологе. Когда мать Евпраксия представлялась Его Величеству, то попросила вникнуть в нужды обители — в том же году началась переписка по этому поводу между архиереем Ярославским Симеоном и министром духовных дел князем А. Н. Голицыным.

По поручению императора Александра I князь Голицын обратился к Преосвященному с запросом о нуждах монастыря, на что владыка Симеон ответил,