— И ты туда.

— Куда, мистер бука?

— Один уже доигрался.

— Кто?

— Стажер наш, Леон.

— Который киллер? — острит, улыбаясь, но через секунду вдруг подпрыгивает. — В смысле Леон? Красавчик Леон? Он ваш стажер?

Не понимаю, что имеет в виду, пока она не показывает мне позера, который светит голой, забитой портаками спиной на фоне разобранной автоцистерны в части. Дать бы ему леща хорошего.

— Мне срочно нужно записать с ним видео, у него же больше миллиона подписчиков!

— Можешь записывать сколько угодно, пока в гипсе шляется.

Она закатывает глаза, но уже не возмущается. Остальной час пути проходит спокойно, и, когда мы сворачиваем к дому моих родителей, навстречу нам вылетает Бэтмен — черный толстый лабрадор. А на его крик естественно бежит мать.

Она в нарядном платье, с укладкой. На воротах развешаны воздушные шары, музыка играет. Как всегда, неуместно торжественно все. Я бы из-за состояния отца вообще не праздновал, но уговорили.

— Коля, Федор приехал!

Ненавижу полное имя.

— Приехал дядя Федор. — Паулина улыбается и тычет пальцем в беснующуюся со старым лабрадором Пони да на себя. — А еще пес и кот.

— Паулина, красавица, только хорошеешь с каждым годом. — Мама лезет обниматься к ней. — И кому же счастье такое достанется?

Даже не гладя, догадываюсь, что косится в мою сторону, знаю ее этот тон. Она никогда не бросает попыток. И не то чтобы хочет свести меня с Линой, скорее, хоть с кем уже. Она настойчива в желании видеть рядом со мной девушку, а постоянных кандидатур, кроме Пули, нет.

— Уж точно не вашему сыну. Федя, конечно, красавчик, каких поискать надо, но он ужасно вредный и ест мясо. А вообще, в его жизни только одна женщина, и с ней не сравнится никто. — Она смачно и весело целует маму в щеку и убегает во двор.

— Вот именно этого я и боюсь, — с укором говорит та.

— Как папа, мам? — меняю тему, крепко обняв ее.

— Стабильно, слава богу.

Подвисаем, смотрим друг на друга. Знаем, что нас ждет. Мы будем изображать, что все в нашей семье в полном порядке, что болезнь не атакует и отцу не нужна очередная химиотерапия. Для него. Ради отца, для которого жалость — худшее проявление эмоций.

— Ну что же мы стоим, утка стынет-то! Пойдем, сынок, — подгоняет.

Мы разуваемся на крыльце, как раз когда мимо проносятся собаки. Мама хохочет, подталкивая меня вперед — так она умеет искренне радоваться простым вещам. Под ногами знакомо скрипят половицы. Сам улыбаюсь честно и откровенно — в доме точно угадывается запах детства, чего-то родного.

Я провел в станице много времени, пока мы не переехали. И хотя в городе наша жизнь круто изменилась, у отца появилась любимая работа и пожарная часть, я все равно нередко ездил сюда, пока бабушка была жива. Сейчас родители решили вернуться, потому что так советовал врач — свежий деревенский воздух, все дела. Отцу, конечно, два раза в неделю приходится ездить по полтора часа в академию, но сидеть дома он не привык.

— Пахнет убийственно, мам, — говорю, зайдя на кухню. Желудок и правда сводит. К кексам, которые в круглосуточном купил Юне и ее дочери, не притронулся и, кроме кофе, ничего не ел.

В зале, за занавеской из тонких веревок, накрыт стол, на старом серванте расставлены семейные фото, скатерть праздничная — мама сама вышивала рисунок, знаю, что для особых случаев держит. Паулина что-то увлеченно рассказывает, когда подхожу к ним. Отец мне скупо кивает, руку пожимает крепко, хоть и сдал заметно за последний год.

— Ухнем? — косится он на бутылку. — Наливку вишневую выкопал. Загляденье.

— Конечно, куда денусь.

Я не вникаю в общую беседу, болтология у нас по части Паулины, она вечно развлекает родителей. Усаживаюсь на придвинутый к столу диван и перехватываю кастрюлю с вареным картофелем. Помогаю разложить по тарелкам, а то мама женщина мировая — и мешок на спине протащит, лишь бы другие не напрягались.

— Больше клади, а то безобразие! Три картофелины для взрослого мужчины — это мало.

Мама успокаивается, только убедившись, что я съедаю двойную порцию.

— И когда уже внуки, — подловив на кухне, говорит вроде бы в пустоту, но так, чтобы я обязательно слышал.

Я не реагирую — выработал иммунитет.

— У нас с Линой собака, нам хватает, — отвечаю спокойно и вижу, как мама хмурит лоб, но не настаивает — идет шептаться с отцом.

Видимо, лекарство пора принимать. Матери всегда приходится с ним воевать. Вредный он, как… любой пожарный.

Только они скрываются в соседней комнате, я стучу стопкой по столу и прошу Лину налить вишневку, которая стоит рядом с ней.

— Допинг нужен. Довезешь обратно?

— Без базара, именинник.

Хлопает по плечу, напомнив, что сегодня мне исполнилось тридцать три. Возраст Христа — так мать говорит, мол, великих целей могу в этом году достичь.

— Слушай, я понимаю, что бешу тебя, как родители, — врезается в мысли подозрительно ласковый голос, — но ты знаешь, что я тебя люблю. Знаешь? Эй, знаешь?

Пытается щекотать — я уклоняюсь, с детства щекотки боюсь.

— Знаю, знаю, и я тебя.

— Так вот, мне Юна понравилась.

— Да что ты заладила…

— Понравилась, одобряю. Единственное… хочу убедиться, что ты таешь не из-за человеческого детеныша.

— Хватит, Лин. Не поэтому.

— Но все-таки таешь, значит?

Смеюсь — Лина всегда и все сводит к одному. Понимаю, что заботится, обижаться на нее смысла нет. Наверное, до сих пор чувствует себя виноватой, ведь она нас с Даной свела.

Давно это было. На одном из вызовов я с девушкой познакомился, сильно понравилась мне. В поликлинике сработала пожарка — мусорник загорелся. В результате всех эвакуировали и все потушили до нашего приезда. Зря только мчали — так я думал, потому что это был четвертый по счету ложный вызов. Думал, пока не увидел молодого травматолога, что оказывала помощь женщине, подвернувшей в панике ногу. Увидел и поплыл.

Девчонка проходила там практику. Прыткая оказалась, не дала номер, пусть и заигрывала со мной. Зацепила, со смены, как дурак, отпросился, ждал после работы у больницы. Но ее какой-то хахаль на «мерседесе» забрал, а я взбесился и послал все к черту.

Потом уже и думать о ней забыл, когда Паулина спросила вдруг, может ли дать мой телефон подружке, с которой училась в медицинском колледже. Ей, к моему удивлению, оказалась та самая травматолог. Дана, узнав, что мы с Линой знакомы, решила, что это судьба. Позже она тысячи раз сомневалась в этом.

Мы были вместе почти семь лет. Правда, сколько из них времени действительно встречались без ругани и не вспомню. Наверное, в разы меньше, но нам было весело: ссориться, мириться, жить вместе. Отношения походили на минное поле, но я не боялся сгореть. Пугало другое — Дана не взбиралась по карьерной лестнице, а летела. И я догадывался, что помимо знаний в голове многие вопросы решали ее красивые глаза, которыми она умела стрелять в нужных людей, каждый раз выбешивая меня до искр из глаз.