Шрифт:
Закладка:
– Извините, что я… Когда я превратился, мне…
Тот остановил его жестом.
– Дама Фурстульф хочет выслушать тебя лично, – сказал он, и у Андерса по спине прошел холодок. Похоже, не все так гладко, как казалось. Захотят ли его вообще взять в Академию? Дама Линдал была в этом уверена, но она всего лишь заведует складом с одеждой. Однако потом Хейн добавил более мягко: – Тот день был из ряда вон, и она хотела бы послушать, что произошло.
– Те драконы… – начал Андерс, даже не зная, как продолжить дальше, и ожидая подсказок Хейна.
– Если надо будет, мы их прогоним, – ответил Хейн. – Мы знали, что шпионы драконов где-то в городе, и наши опасения подтвердились. Люди стали забывать, как опасны драконы и какую цену мы заплатили, чтобы защитить город.
От этих слов и тона, которым они были сказаны, у Андерса мурашки пошли по коже: он сказал «люди» так, словно волки (и мальчик тоже) были кем-то (чем-то) другим. Глядя на широкую спину шедшего перед ним мужчины, Андерс размышлял, все ли волки отделяют себя от остальных людей, или это только мнение Хейна.
– Не бойся, – сказал он, – мы и раньше боролись с драконами и поборемся снова.
Чем ближе они подходили к покоям Сигрид Турнсен, тем Андерсу становилось холоднее, и вовсе не из-за каменных стен.
Из здания школы подростки перешли по коридору в казарму для взрослых, хотя особой разницы мальчик не заметил: серые каменные коридоры с деревянными балками были теми же, разве что ученики в серо-белой форме сменились угрюмыми взрослыми во всем сером.
Наконец Хейн и Андерс подошли к ничем не примечательной деревянной двери, такой же как и остальные в этом помещении, только на стене напротив нее висел гобелен метра три-четыре длиной, изображавший Последнее великое сражение. Летящие драконы плевались огнем, а из-под лап волков летели вверх ледяные стрелы, прогоняя врагов из Холбарда.
Хейн постучал в дверь, расположенную напротив картины, заглянув внутрь и поговорив с кем-то, повернулся к Андерсу.
– Удачи, – тихо сказал он и похлопал мальчика по плечу, да так, что тот еле устоял на ногах. Потом как-то по-волчьи указал головой на дверь, предлагая войти, и пошел по коридору прочь.
На доли секунды Андерс подумал, не нырнуть ли ему за гобелен. Наверное, ноги будут торчать, и его заметят. А может и нет.
Собравшись с духом, он заставил себя войти и закрыл за собой дверь. Сигрид Турнсен сидела за деревянным столом просторного кабинета. По обе стороны по стенам располагались уходящие в глубь книжные полки. В свете ламп светлые короткие волосы женщины почти сливались с бледной кожей. Она сидела в той же несгибаемой позе, которую мальчик каждый месяц привык видеть на Испытаниях.
Кроме книг на полках попадались разнообразные маленькие металлические приспособления. Там была длинная спираль, искусно выполненная фляжка для воды с металлическим носиком, набор гирек для весов. Занятные вещицы стояли перед книгами или между ними. Андерс отметил про себя, что на каждой из них были выгравированы руны. Увидел он и посох Хадды, прикрепленный скобами к стене. Если и другие артефакты были наделены такой же магической силой, как посох, то, пожалуй, это была самая важная комната в Холбарде.
Из раздумий его вырвала Сигрид.
– Здравствуй, – начала женщина, и в ее голосе проскользнула легкая усмешка, отчего к Андерсу вернулся прежний страх: что смешного, что она задумала?
– Садись… – сказала Сигрид, замолкнув, и тут мальчик понял: она ждет, что он ей представится, а забавным ей показалось то, как подросток таращится по сторонам.
– Андерс, – тихо сказал он. – Андерс Бардасен.
Следуя правилу не упоминать настоящих имен, юноша не произносил своего ни перед кем из взрослых с тех пор, как ему исполнилось шесть. Если он хотел продержаться в учениках хотя бы несколько недель, нужно было назвать какое-то имя, на которое он будет отзываться, а значит, придется сказать правду. Произнеся его вслух, мальчик словно почувствовал себя голым. А уж кому, как не ему, не знать, каково это.
– Бардасен, – тихо повторила она. – Сожалею.
Андерс не понял, о чем тут сожалеть. Это была довольно распространенная фамилия: на улице многие дети носили ее. И вдруг до него дошло: так обычно звали сирот. Барда – этим словом в старину обозначали битву, и детей, потерявших родителей в Последнем великом сражении, назвали в честь него. Детей, чьих настоящих имен и фамилий не знали.
Конечно же, Сигрид участвовала в той битве, о чем не раз говорила с подмостков, выступая перед ритуалом Испытания. Еще она повторяла, что ответственна за смерть каждого погибшего в Последнем великом сражении. Выражение ее лица смягчилось – он впервые видел ее такой, и впервые его имя что-то значило.
– Прошу, садись, – сказала женщина, встав из-за стола. – Давай поговорим.
Она кивнула на угол за его спиной, где друг напротив друга стояли два мягких дивана, и, выйдя из-за стола, села на один из них. Андерс заметил порез на ее лбу – тот самый, что Турнсен получила во время обрушения помоста, когда они лежали рядом в обломках.
Мальчик сел на другой диван, опустившись на мягкие подушки, от роскоши которых, как и от новой добротной одежды, ему было не по себе.
– Извините, что я тогда убежал, – начал он, запинаясь, ведь обычно говорила всегда Рэйна. А еще подросток понял, что соврать этой женщине будет непросто, что ее волчья сущность может прочитать в нем зверя, даже если они сейчас люди. Но он должен выдать убедительную историю, поэтому продолжил: – Я подумал, тот дракон вернется, и я… гордиться тут нечем, я струсил. Поэтому и не пришел после того раза, мне было стыдно.
Она слушала его молча и сидела так какое-то время. Эхо сказанного им затихало, и Андерс почувствовал, насколько его оправдания слабы.
– А теперь? – наконец спросила Турнсен.
– Теперь я хотел бы поступить в Академию, Дама, – ответил мальчик, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно убедительнее, вспоминая советы Рэйны: «Не ерзай и смотри в глаза, но не слишком пристально, а то будет заметно, что переигрываешь».
– Называй меня Сигрид, – сказала она. – Конечно, у нас, волков, четкая субординация, это нормально и без этого не обойтись, если мы хотим защитить Холбард. Но друг друга мы называем по имени. Это напоминает нам, что мы – одна стая, солдаты в одном строю и семья.
– Хорошо. Да… хорошо, Сигрид, – пробормотал Андерс, с трудом назвав ее по имени.
Она не сводила с него проницательных глаз. Вряд ли женщина поверила его словам: многое в истории подростка не сходилось. Но все же Турнсен кивнула и сказала:
– На первый раз я прощаю твой побег. Но смотри, во второй раз не буду так благосклонна. Несмотря на твое прежнее поведение, ты принят в Ульфар.
Андерс еле сдержал выдох облегчения: похоже, что она ничего не заподозрила и его не вышвырнут. «Или, – с ужасом подумал он, – возможно, Дама не доверяет мне и хочет держать на виду».