по направлениям министерств, выпускники вузов и техникумов по распределе­нию; ехали в одиночку и семьями. Добирались они обычными пассажирскими поездами, билет от Москвы до Кёнигсберга стоил всего семнадцать рублей — по тем временам дешево. Ехали в область и люди, не имевшие специальных предписа­ний, по собственной инициативе. Сложным был проезд в об­ласть для тех, кто не имел нужных документов.

Вспоминает Юлия Васильевна Гомонова из Смоленской области:

— В Кёнигсберг меня подговорила ехать подруга. Добрались с ней до Каунаса пригородными поездами, так как на прямой пассажирский поезд попасть было невозможно. А там военные помогли. Они высунули из окна поезда билеты и кричат: «Эти девушки с нами, вот их билеты!». Нас и пропустили. При подъезде к Кёнигсбергу меня задержали, ведь я не имела документов на право въезда в область. И прямо с поезда повели в комендатуру. В комендатуре главным был какой-то военный, но сидел там и милиционер. Тут же сидели задержанные спекулянты — везли водку. Но меня вызвали первой — девчонка. Я объяснила, что ехала с подругой, из вещей — только чемоданчик. Посмотрели содержимое чемоданчика, а там — одно белье. Потом отпустили.

Как видим, даже при таком пропускном режиме можно было попасть на территорию Восточной Пруссии без докумен­тов. Вот, например, подробный рассказ Валерия Михайловича Виноградова, бывшего беспризорника военного времени из Калининской области:

— Спустя двадцать дней после окончания войны я и не­сколько соседских пацанов пробрались на границу с Восточ­ной Пруссией. Мы знали, что пограничники с собаками прове­ряют эшелоны и потому прятались в металлоизделиях, кото­рые везли широким потоком для восстановления железных дорог в бывшей Восточной Пруссии: костыли, гайки, рельсы, шпалы. Под покровом ночи мы закапывали друг друга в эти гайки. А в первый раз я добирался до Кёнигсберга в воздушном ящике под вагоном. Мы были маленькие ростом, щуплые. Залазили в эти ящики, последний нас закрывал, а сам забирался на плат­форму и закапывался в эти гайки. В Кёнигсберге высадились на территории нынешней станции Калининград-Сортировочная. Прошлись по теперешнему Балтийскому району — все вок­руг было разрушено. Зрелище ужасное. Прошлись мимо Ка­федрального собора, походили по его подвалам, потому что нам кто-то сказал, что там сохранились буфеты. Мы искали себе пропитание и пристанище. Ночевали в разбитом трамвае, заброшенных железнодорожных вагонах. Было начало июня и довольно тепло. У нас была цель: достать себе какую-нибудь одежду и продукты. Мы были фактически босые, наша одежда была изодрана. Нередко мы становились в очередь у солдатс­ких кухонь, раздававших пищу немецким детям, они нам усту­пали дорогу. Но были и кухни, где кормили таких же, как и мы, русских детей. В районе нынешних улиц Комсомольской и Красной и парка имени Калинина бродили пятнистые черно-белые коровы, лошади. Везде стояли солдатские повозки, ма­шины. Все было пропитано атмосферой отдыха, эйфории, рас­крепощенности, радости. По городу везде велосипеды валя­лись; у нас в деревне такой «техники» не было, и мы ее осваи­вали, катаясь по асфальту. В брошенных квартирах мы подо­брали себе кое-какую одежду. Прихватили узелки с вещами, которые прятали в разбитых трамваях. У нас был «свой» трам­вай, который и стал нашим первым жильем на Калининградс­кой земле. Через несколько дней на таких же железнодорож­ных платформах мы отправились обратно. На границе с Лит­вой нас поймали и отвезли под конвоем в Смоленск, а там мы уже разбежались кто куда.

Прибытие

В Калининградскую область по плану подлежало переселить 50 семей рыбаков-колхозников. Фактически переселена 81 семья. На станцию Пабиау эшелон 442 прибыл [5 октября 1948 г.] на 9-е сутки. Средний состав семьи выразился в 4,74 человек вместо 5 человек по плану, вследствие чего мы имеем экономию средств, отпущенных на пособие переселенцам. <...> Вместе с эшелоном рыбаков в Калининградскую область был отправлен скот переселенцев: коров — 74, телят — 25, свиней — 6, овец, коз — 131, дом. птицы — 292, пчелосемей — 5.

Из отчета переселенческого отдела Куйбышевской области за 1948 год

ГАКуйбО. Ф. 4072. Оп. 1. Д. 14. Л. 1, 7

В дороге переселенцы видели разрушенные города и села России, Украины, Белоруссии. Но то, что открылось их взору на территории бывшей Восточной Пруссии, поразило даже фронтовиков.

Вспоминает Юрий Николаевич Трегуб, приехавший с родителями из Алма-Аты:

— Когда мы стали въезжать в бывшую Восточную Пруссию, когда проехали город Вилкавишкис, тут начался сплошной ад. Все было разрушено, все дома побиты, на железнодорожных путях вагоны покорежены, кругом противотанковые ежи, же­лезобетонные укрепления — доты, дзоты, брошенные орудия... Особые впечатления оставил город Инстербург. Когда подъеха­ли к станции, то она была вся разрушена. Торчали только столбы железные, на которых когда-то крепилась крыша, да металлические рамы без стекол. Вокруг обгоревшие кирпичи, в воздухе стоял запах гари — до сих пор помню его.

И все же страшные следы войны не могли заслонить у пере­селенцев естественного чувства любопытства. «Когда подъезжали к городу на поезде, поразили дома с черепичной крышей. Было очень необычно. Сразу ощущалось, что здесь жили совсем дру­гие люди. Крыши домов островерхие и красиво выглядели» (Алев­тина Васильевна Целовальникова, приехавшая из Рязани). Все вокруг казалось чужим, необычным, немного пугающим. И аккуратные деревенские домики, крытые красной черепицей и обсаженные деревьями дороги, и асфальт повсюду.

— Даже по развалинам, которые я наблюдала из окна ваго­на, — вспоминает Анна Андреевна Копылова, — сразу было видно, что это уже не Россия, а Западная Европа. Сердце не стучало, а колотилось. Все было вокруг интересным, незнако­мым, любопытным.

И вот Кёнигсберг — конец долгого и трудного пути. Эшело­ны разгружались в разных местах в районе Южного вокзала.

Из воспоминаний калининградской журналистки Марии Павловны Кубаревой:

— Вокзала в нынешнем его виде не существовало. Хотя зда­ние в основном сохранилось. Поезд остановился у какого-то временного строения барачного типа. Первое, что сразу же бросалось в глаза, — развороченные железнодорожные пути, огромное количество разбитой техники, завалы на товарной станции. Но подходили и разгружались поезда, продавались билеты, была маленькая камера хранения и зал для приезжих.

Вот как воскрешает в памяти свой приезд Александр Авгу­стович