все ящики теперь ее, Анны, и не нужно ничего прятать, когда сестра входит в комнату. Единственное, что Лиза здесь оставила, – это куклы, взять их с собой было бы слишком по-детски. Вон они, рядком сидят на полке над окном и лыбятся на Анну, глупые и пустоголовые, как сама Лиза. Лиза, которая сейчас там.

Что она, интересно, делает? Готовит ему. Беседует с ним за столом. У сестры есть все, ей можно все. Натирать бархоткой его ботинки, чистить его пальто. Знать, где он, слышать его шаги, быть там, куда он в любой момент может войти, – и так целый день.

А она, Анна, тут, где ничего не изменилось, в этом доме с серыми обоями, старым столом и фисгармонией, в доме, где ничто не имеет смысла и жизнь застыла в ожидании воскресенья, когда можно снова в церковь.

Там Лиза подсаживается к ним на скамью. Тут же сжимает руку старшей сестры в своей и пытается что-то шепотом рассказать ей, но шептаться во время службы, разумеется, нельзя, так что Анна отнимает руку и смотрит только на кафедру, на мужчину с темной бородой и в темной мантии, которую с утра почистила сестра.

Потом Анна впивается ногтями в ладони и ведет обратный отсчет: пение, молитвы, благословления, и вот уже служба закончена и сестра возвращается с ним через площадь в темный пасторский дом – маленькая белая фигурка рядом с большой черной, – оборачивается напоследок и неуверенно машет. Потом они исчезают за воротами, и начинается еще одна долгая скучная неделя.

Но уже в среду звонит телефон. Он никогда не издает ни звука, просто висит, черный, молчаливый, в конце коридора. Отец редко звонит кому-то, мать никогда. Да и кому? Все их знакомые живут по соседству.

Анна и не знала, как звучит этот аппарат. «Пожарная сирена», – сперва решает она, но треньканье все не прекращается, и она выходит в коридор поглядеть. Здесь звон почти невыносимо громкий. Она снимает черную трубку. Телефон тут же умолкает.

Она подносит трубку к уху.

– Анна? – шепчет трубка. – Анна, ты можешь прийти, пожалуйста?!

– А преподобный не будет возражать, что я здесь? Ты спросила у него разрешения?

Лиза качает головой.

– Побоялась.

– Тогда я пошла. Без его дозволения я здесь находиться не могу. Что он обо мне подумает?

Но вместо того чтобы выйти за дверь, Анна проходит дальше по коридору. Черно-белая плитка на полу, выцветшие, когда-то красные половики. Двери в толстых деревянных рамах. А за дверьми…

– Но он не вернется до пяти, а мне нужно везде вымыть полы. Везде, Анна! – Лиза кусает заусенец на большом пальце. – А если снова не успею…

– Ах вот почему ты меня позвала! Я-то думала, по мне соскучилась.

– Конечно соскучилась, Анна! Ты и не знаешь, как сильно! – Лиза пытается ее обнять.

– Ладно, плакса, довольно.

Анна проходит дальше по коридору и запоминает все. Как отзываются эхом ее шаги. Как тут пахнет кипяченым молоком, бумагами и сигарами. Ей хочется провести рукой по всем предметам. По стенам, вешалке с тяжелым черным пальто, по дверным рамам. Здесь столько дверей…

– Наверху еще один такой коридор, – сдавленным голосом сообщает Лиза. – Еще больше комнат, еще больше полов. И чердак. Но там вроде бы мыть не надо. Анна, ты мне поможешь? Пожалуйста!

Анна пока молчит, заходит еще глубже в дом. В середине коридора широкая деревянная лестница ведет наверх, выше виднеются более узкие и крутые ступеньки.

– Ты уже во всех комнатах бывала?

Лиза качает головой.

– Не во все разрешено заходить. Но у меня вот что есть.

Она достает из кармана фартука тяжелую связку ключей. Ключи топорщатся во все стороны – короткие и длинные, ржавые и блестящие.

– А если ты не успеешь все помыть? Что тогда? – Анна смотрит на ступеньку, на собственные туфли. Не на сестру.

Лиза пожимает плечами.

– Не знаю. Может…

– Он тебя отошлет?

– Не знаю, – снова пищит Лиза.

Анна смотрит на фигурку сестры в длинном коридоре. Из косы выбились вьющиеся прядки, фартук велик и болтается на поясе. «Мне бы он пришелся впору, – думает она. – Я почти на голову выше Лизы». Выше почти всех мальчиков в школе. «Стручок фасоли», – дразнятся они, а то и похуже. Слишком грубые руки, слишком большие ступни. Зато для работы в самый раз. Ей не придется просить о помощи сестру, когда она наконец… Анна улыбается Лизе.

– Что ж, тогда начнем. Где взять ведра?

IV

Как хорошо, что Анна здесь! Вместе они таскают ведра, вместе у них достаточно рук, чтобы качать воду и полоскать грязные тряпки на кухне: Анна качает, Лиза полощет. А когда они бок о бок стоят на коленях и начищают плитку, кажется, будто они опять у себя дома, будто все обошлось и ей больше не надо здесь жить. Все так привычно: то, как Анна фальшиво мурлычет какую-то мелодию – она всегда напевает за работой, то, как отталкивает ее, Лизу, со словами «Дай я, быстрее будет!».

Все так приятно, так знакомо, что из уголка Лизиного глаза то и дело капает слеза. Вот бы Анна никуда не уходила, вот бы ей разрешили остаться, вот бы они стали жить здесь вдвоем!.. Но это, конечно, невозможно, это глупые мысли, и слезы ее тоже глупые. Лиза утирает их и прикрывает лицо волосами, чтобы сестра не заметила.

Однако уборка продвигается не так уж быстро. Анна будто бы работает медленнее обычного.

– Нужно мыть тщательно, – говорит она, – или вовсе не браться за дело.

И, конечно, она права.

Но уже четыре, а они только заканчивают внизу. И еще лестница, и второй этаж! А Анне вдобавок чаю захотелось.

– Может, обойдемся без перерыва?

– Я устала, пить хочу, – сердится Анна. – Могу и уйти.

– Не уходи! – дрожащим голосом вскрикивает Лиза и бежит на кухню.

Сестра усаживается за стол и наблюдает за ней. Лиза здесь как у себя дома, свободно перемещается по кухне, снимает с полки нужную банку, наливает воды в чайник и ждет, пока щелкнет газ, прежде чем поднести спичку. Как приятно, что Анна это видит и задает столько вопросов: с чем пастор предпочитает пить чай, где лежит печенье, а где противни, как снимать защелку с задней двери. И Лиза рассказывает, и показывает, и сестра говорит, что чай вкусный, намного вкуснее того, что они пьют дома, и Лиза гордится и радуется, и вот уже