вдохнула, отчего горло вспыхнуло ещё сильнее. Омуженка зашлась кашлем, но взора не отвела. Сказать хотелось многое — месяц за месяцем он черствел, и причин тому Умила не находила. Баровит отвечал холодом на её заботу, воротил взор, а если и смотрел, как сейчас, то смотрел в самую душу, словно ища в ней изъян. Он был готов часами оттачивать боевое умение, днями пропадать с Волотом на охоте, лишь бы не оставаться с Умилой один на один. Девушка с ужасом думала о том, что с ним станет, когда они вернуться домой в Камул, под одну крышу.

— Эй, Зорька! — деловитый голос подруги вырвал обоих из тяжёлых мыслей. Радмила стремительно приблизилась к Баровиту. Сжав его плечо, кивнула в сторону: — Раз ты теперича за главного, так встречай гостей.

Оглянувшись, витязь увидел бледную, трясущуюся от страха мирянку. Она крутила в руках верёвку, удерживая подле себя барана. Баровит подошёл к женщине. Не зная как объясниться, вопросительно изогнул бровь, кивнул. Мирянка молча протянула ему верёвку, несмело улыбнулась.

— Эх, жалко Ждан с батыем ушёл, — возник из-за спины голос Радмилы, — растолмачил бы нам всё.

— Да понятно, что барана нам… дарит, — пробурчал Баровит.

— Боится, что всей дружиной в поисках харчей деревню разорим? — догадалась лучница.

— Ага, — кивнул витязь, ухватившись за ремень, — токмо так не пойдёт.

— Отчего ж? — скривилась Радмила, наблюдая за тем, как друг ищет что-то взглядом.

— Сума, — ответил он на немой вопрос.

Мирянка, не понимая что происходит, протянула верёвку девушке, подтолкнула барана ногой. Из-за широкой спины варвара вышла ещё одна молодка. Невольно попятившись, женщина взглянула на её волосы, собранные в косу. Золотистые прядки на миловидном лице вступали в противоречие с кольчугой и покачивающимися на боку саблями. Первая девушка, конечно тоже была странной, — в мужской одежде, но безоружная. А эта при всём своём нежном виде могла обезглавить, не моргнув глазом. Мирянка уже пожалела о том, что пришла, но омуженка молча протянула ей несколько серебряных слитков*. Приняв плату, женщина удивлённо уставилась на увесистые рубленные кусочки, прикидывая общий вес. Подождав немного, Умила положила в раскрытую ладонь мирянки ещё один слиточек. Опомнившись, женщина протянула омуженке верёвку с бараном, низко поклонилась и поспешила к дому.

— Суму бросил свою где-то, — пробубнил Баровит, косясь на Умилу. — Нашла?

— Свою взяла, — ответила она, ухватив барана за рог. — Поняла, что деньгу ищешь.

— Поберегла бы, — замялся витязь.

— Почто? — обиженно буркнула, омуженка и повела барана к стойлу. — В Камул воротимся, на шею тебе сяду.

— Ладно, — кивнул Баровит.

Радмила навалилась на его плечи, широко улыбнулась:

— Может, меня тоже на шею себе усадишь?

— Ты барана не выкупала, — ухмыльнулся Зорька.

— Так Умилка-то с двух десятков не обнищала. Хотя, двадесять* за барана — грабёж, даже за такого ладного.

Улыбнувшись хорошему настроению подруги, Баровит взглянул на извилистую тропку, бегущую меж садов и домиков. Похлопав Радмилу по сжимающим его плечи рукам, указал куда-то.

— Теперича все мы серебром позвеним.

Лучница ахнула — ещё трое мирян приближались к их лагерю, один вёл козла, второй тащил кур, третий — кувшин с чем-то.

— Мужики, выворачивайте мошны*, нас знатный пир ждёт! — крикнула Радмила, отвязывая от ремня мешочек с серебром.

* * *

Погрузив мир во тьму и забвенье, чёрной кровью растеклась по небу ночь. Ясноокая Дивия развернула серебристую вуаль, отгоняя мрак, освещая лик спящей Тары. Тени осели меж вековых сосен, прячась под раскидистыми лапами. Казалось, лес безжизненен, пуст, но в полной тиши был различим малейший шорох. Шум совиных крыльев и писк несчастной жертвы, клацанье волчьих зубов по костям добычи — лес наполняла жизнь, жизнь одного, текущая из смерти другого. В непрерывном круговороте, сотворённом Родом, не было скверны — таково равновесие миров. Но сегодня, в эту ночь оно пошатнулось. Тени Нави липкой сетью пронзили Явь, выстелились по сизой траве, потянулись к высоким стенам острога.

Взволнованно отбросив серебряные кудри, Дивия всмотрелась в порождение чуждого мира — оно имело цель, кралось к избе, в самое сердце воинского укрепления. Светом отделившись от лунного диска, Богиня заколотила по закрытым ставням, желая пробудить спящего витязя, но тщетно. Пытаясь найти малейшую щель, Дивия стремилась отпугнуть тени, не дать выпить души живых…

Щебет птиц — дивное пение на фоне скрипа телег, сотен голосов и зазывных речей, доносившихся с ярмарки. Прячась от жаркого взора Ярилы, Аким наблюдал за игрой своих детей. Беляна — строгая, но любимая всем сердцем жена — выгнала домочадцев в сад, дабы спокойно прибрать терем. Теперь глава семейства был за няньку. Устроившись под тенью груш, он наблюдал за старшими: Арина — его первенец, девица на выданье — мастерила кукол для трёх младших сестёр, чему те очень радовались, подавая цветные лоскуты и ленты; а вот единственный сын и ученица, ставшая воеводе дочерью, как всегда бились на мечах. На деревянных, а посему можно было не переживать ни о чём, лишь любоваться красотой их движений. Столь редкие минуты, проводимые с детьми, столь сладостное время.

— Демир, она щас тебя загоняет, а опосле бока намнёт, — усмехнулся отец.

Четырнадцатилетний отрок, бегло убрав с лица русый локон, ухмыльнулся в ответ:

— Да я её сам загоняю.

Сестра лишь скривилась на это, вывернувшись, проскочила под его рукой, попутно ударив рукоятью по рёбрам. Рыкнув, Демир потёр ушибленный бок, вновь атаковал.

— Роду загоняет он, как же, — буркнул Аким, следя за выпадами сына. Всё в его движениях было правильно, отточено, но жилистая девчонка крутилась и прыгала, припадала к земле и выворачивалась. Светло-русая коса извивалась змеёй, серые глаза блестели озорством и непомерной жаждой победы. Поглощённый боем, воевода шепнул: — Роду гонять, равно что малька в пруду голыми руками ловить.

Чья-то ладонь коснулась плеча, заставив обернуться. Выразительные глаза супруги предстали перед ним. Лукаво улыбнувшись, Беляна сжала его руку, шепнула:

— Покамест чада заняты, пойдём со мной.

— Ты же терем прибрать хотела, — недоверчиво буркнул Аким, поднимаясь с земли.

— Вот, посмотришь как я управилась, — улыбнулась она, увлекая мужа в глубь сада.

Аким остановился, прижав к себе жену, провёл тыльной стороной ладони по румяной щеке. Пристально всмотрелся в её глаза.

— Кто ты?

— Жена твоя, Беляна, — изумилась она.

Сильнее сжав руки женщины, витязь вкрадчиво заговорил:

— Никогда жена не тягала меня по местам укромным, зная, что чада могут заприметить нас. Иной лаской меня окружала, а не тёрлась, аки кошка.

Беляна перестала улыбаться, щебет птиц и детский смех смолкли разом, солнце перестало греть. Тени поползли к ногам Акима, заволакивая сад. Белая кожа женщины стремительно темнела, руки, вмиг обратившись змеями, сжали шею