сбросить с себя араба. Не думая ни о ком, Баровит бросился на помощь.

Воздуха совсем не оставалось, в ушах звенело, свирепый лик перед глазами начинал размываться. Отпустив руки соперника, Умила просунула пальцы к своему поясу, нащупала рукоять кинжала. Собрав все силы, резко вонзила лезвие в шею воина. Араб ослабил хватку. Кое-как сбросив с себя поверженного противника, Умила перевернулась на живот, приподнявшись на локтях, стала жадно глотать воздух. Боль сковывала горло, приступ тошноты скручивал живот. Понимание происходящего ускользало, оставляя лишь желание жить. Уткнувшись лбом в мокрую траву, она пыталась спокойно, понемногу дышать и молила Перуна, дабы никто из недругов не воспользовался её уязвимостью.

Время растянулось в вечность, всё вокруг словно застыло, утратило значение. Подлетев к Умиле, Баровит сжал её плечи, развернул к себе — окровавленное лицо предстало перед ним, заставив сердце похолодеть. Дрожащей рукой он дотронулся до девичьей шеи, отчего Умила вздрогнула, захрипела. Огрубевшие, шершавые пальцы заскользили по щекам и подбородку. Не в силах вымолвить и слова, Баровит пытался понять, что с ней — на теле не было ран. Блуждающий взор, приобретая осознанность, остановился на нём. Подхватив девушку на руки словно младенца, витязь заозирался по сторонам в поисках лекаря.

— Жива я, Зорька, не тревожься, — хриплый, с трудом узнаваемый голос коснулся слуха, заставив вновь посмотреть в перепачканное кровью лицо. — Ступай к отцу.

— Нет, — осёк Баровит, сильнее сжав жилистое тело, — без меня управятся… смотри.

Огромного труда стоило повернуть голову в направлении его руки, там со стороны фруктовых садов серебристым ручьём текла их дружина. Валдай спешил на помощь Демиру, не зная пощады, разбивал арабское войско. Прикрывая спину отца, Волот раскидывал арабов; Радмила, восседая на рыжем жеребце, носилась по полю боя, выпуская стрелы одну за другой.

Умила вымученно улыбнулась, тыльной стороной ладони коснулась груди Баровита:

— Воды.

Сорвав с пояса флягу, витязь поднёс горлышко к пересохшим губам. Глотать было трудно, вода то и дело выливалась изо рта, растекалась по щекам и шее, смешиваясь с кровью, заливалась за ворот.

— Ступай, как же, — бурчал Баровит, осторожно вливая живительную влагу в приоткрытый рот. — Живая она… слава Богам, живая.

Уткнувшись в её волосы, зажмурив глаза, витязь покачивал омуженку, словно баюкал ребёнка. Страх отпускал, уступая место радости, счастью, что всё обошлось. Слабая, беспомощная, она лежала на его руках, её рваное дыхание касалось шеи, обжигало душу.

____________________________________________________________________________

Куфия* — мужской головной платок, служит для защиты головы и лица от солнца, песка и холода.

Славь* — Мир Предков (Светлая Навь).

Дао* — это однолезвийный китайский меч.

Дивия*— Богиня лунного диска и лунного света.

По чертогам мужа* — Бог ночного неба — Дый, муж Дивии.

05. Плата

Паря над Босфором, устремляясь к Золотому Рогу и величественной крепости, летела чайка. Огромный град предстал перед ней, как на ладони: не поблёскивала чешуёй на прилавках рыба, не толпился на площадях сердобольный люд, негде, да и нечем было поживиться крикливой птице. Запах крови поманил её к широкому лугу, развернувшемуся перед крепостными стенами, — сотни изувеченных тел заставили голодное существо снизиться. Но мимо желанной трапезы ходили люди. Они шумели, мучали себе подобных и внушали страх. Взмахнув крыльями, чайка поднялась в небо, покружилась над полем брани и канула в лазурной бездне.

Массивные врата крепости отворились, выпустив отряд всадников. Огибая башню, греки приближались к тархтарской дружине. Вскоре копыта застучали по брошенным мечам, броне павших воинов. Волот обтёр клинки о траву, отправил в ножны. Ухватившись за древко стрелы, торчащей из плеча, рванул на себя. Кровь стремительно пропитывала рубаху, рука немела. Лекарь нахмурился, подойдя к Волоту, закопался в широкой суме. Волот же, уставившись на греческий отряд, процедил сквозь зубы:

— А пораньше чуток, когда арабы желали главы нам снести, они выехать не могли?

Демир хлопнул сына по плечу, ухмыльнулся:

— Что ты, они же нас наняли. Мы злато своё отрабатываем, а значит, помощь нам без надобности.

— Эвона как, — фыркнул Волот, стаскивая с себя кольчугу.

— Кстати о злате, — оглядываясь пробурчал отец и, выхватив из толпы Ждана, крикнул: — Ждан, пади-ка, толмачом* будешь!

Умыв лицо водой из фляги, Ждан неспешно направился к воеводе, передав свой шлем Радмиле. Лучница недоверчиво покосилась на греческий отряд, ткнув шлем Ждана в грудь рядом стоящему Баяну, незаметно вытащила из тула стрелу. Сжав шлем, Баян хотел было возмутиться, но поняв опасения подруги, смолчал. Его рука невольно легла на рукоять меча — на войне можно ждать чего угодно.

Поблёскивая доспехами, удерживая развивающееся на ветру знамя, отряд приблизился к наёмникам. Понять кто из них главный не составило труда — алый плащ, укрывающий стальные наплечники, и золочёные бляхи на груди говорили сами за себя. Демир молча смотрел на командира отряда, ожидая, когда тот сам подойдёт. Не слезая с коня, грек заговорил, но тархтарский воевода, ухмыльнувшись, отвернулся. Ждан, видя недоумение грека и хорошо зная упрямство батыя, поспешил вмешаться, объяснив достопочтенному господину, что в Тархтарии заведено общаться на равных, а значит господину необходимо спешиться. Скрипнув зубами, командир спрыгнул с коня, подошёл к обросшему варвару — оказалось, воевода был выше грека на голову и теперь он смотрел на командира сверху вниз. Не отступая от положенного этикета, грек заговорил, время от времени останавливаясь, чтобы Ждан успевал переводить.

— Он говорит, что император благодарен за помощь и готов набить наши ладьи указанной платой, — сказал витязь.

— Скажи, что мы рады были подсобить, а ещё, что поможем им погрузить плату, — пробасил воевода и пробурчал под нос: — Заодно проследим, дабы всё по чести было.

Выслушав Ждана, грек фыркнул, но потом натянуто улыбнулся, заговорил.

— Он предлагает нам отдохнуть в том поселении, кое мы освободили, в хлевах. Токмо при условии, что мирян обижать не станем, — перевёл Ждан.

Демир нахмурился, провёл рукой по переходящим в бороду усам:

— На кой чёрт мы тогда ваших мирян берегли, дабы самим потешиться? Наше дело подсобить да злато за то взять, остальное нам без надобности.

Ждан сгладил слова воеводы насколько только мог, но по грозному виду варвара командир понял, что оскорбил его. Вновь натянуто улыбнувшись, грек попытался исправить ситуацию.

— Не дуйся, батый, он не со зла, не хотел тебя обидеть, — улыбнулся Ждан.

— То он так сказал? — ухмыльнулся воевода.

— Не, то я тебе смысл передал, — ответил витязь, — он предлагает нам заночевать.

— Что ж, — скрестив руки на груди, кивнул Демир, — отдых нам надобен, да ночью в море идти негоже.

Выслушав Ждана, командир кивнул, посмотрел на горсть уцелевших арабов,