Примаков, по его словам, прибыл на встречу G7 раньше Горбачёва. Ему нужно было обговорить некоторые детали с британским «шерпой».

Площадь перед зданием, где готовилась встреча, была пуста – журналисты, главным образом, с телекамерами, сгрудились метрах в пятидесяти. Ближе их не подпускали. Вдруг президент Буш приветливо помахал Евгению Максимовичу рукой: «Примаков!»

Примаков Е.М.: «Я, естественно, подошёл. Рукопожатия, приветствия, вопросы: “Когда прибывает Горбачёв?”Бейкер, понизив голос, спросил, не привёз ли я с собой тархуновой водки – он хорошо запомнил тот напиток, которым нас потчевал Зураб Церетели на своей квартире в Москве. Я ответил, в шутку, что, если это будет способствовать успеху переговоров с Горбачёвым, достану тархуновую водку и в Лондоне. <…>

– О чём это вы беседовали? – был первый вопрос, с которым ко мне обратился Горбачёв на аэродроме, где я его встречал через пару часов»[225].

На следующий день состоялся долгожданный разговор руководителей семи государств с Президентом СССР. С советской стороны в зале были Горбачёв и Примаков. Остальные, в том числе В. И. Щербаков, министр иностранных дел А. А. Бессмертных, помощник президента А. С. Черняев, советник В. В. Загладин, были в другой комнате.

Все главы государств, по словам Примакова, заблаговременно получили послание Горбачёва, в котором излагались основные направления предпринятых и предполагаемых действий по преобразованиям в стране – в экономике, развитии федерализма, вписывании в мировое хозяйство, создании условий для привлечения иностранных инвестиций.

Примаков Е.М.: «Явлинский позже резко критиковал это изложение. Не со всем был согласен и я, считая, что над посланцем “семёрке” могли бы поработать люди, более профессионально разбирающиеся не только в наших экономических делах, но лучше понимающие, какие направления наших реформ, их темпы, последовательность преобразований в наибольшей степени интересуют глав семи самых крупных индустриальных государств мира»[226].

Горбачёв выступил с разъяснениями в начале встречи, выступал и вторично, в конце остановившись на некоторых аспектах реформирования в связи с вопросами, поставленными уже во время обсуждения. Но само это обсуждение со стороны глав «семёрки» всё-таки показалось Евгению Максимовичу запрограммированным заранее.

Примаков Е.М.: «Доброжелательность несомненная. Восторги в связи с завершением работы над Договором по СНВ и поздравления в этой связи Горбачёву и Бушу. Сопереживания тем трудностям, которые стояли на пути обновления в СССР, были высказаны практически всеми. Все отдавали должное роли Горбачёва. Не было недостатка в хвалебных эпитетах. Но серьёзный разговор о широкомасштабной экономической поддержке СССР не состоялся, да он, судя по всему, и не предусматривался»[227].

Наш «шерп», в частности, привёл слова Дж. Мейджора: «Мы полагаем, что в наибольшей степени в состоянии помочь вам на макроэкономическом уровне, оказывая консультативное содействие, а на микроэкономическом уровне – по некоторым конкретным направлениям, особенно в области энергетики. Но ключевое значение имеет общий инвестиционный климат».

Помощник Горбачёва А. С. Черняев написал в своём дневнике об эйфории патрона по поводу совершённого: «Вечером в своей резиденции М. С. устроил торжественную пьянку для “близких”. Было человек 20!.. “Мемуарил”… как он и Раиса шли (шёл) “к этому”… Женева, Рейкьявик, детство, отрочество и далее. Замятин (посол) тост об авторе новой книги – Р. М. – произнёс “с большим чувством”!» [228] То есть Михаил Сергеевич был уверен в успехе поездки.

Однако Запад не собирался спешить поддержать СССР. Возможно, у него уже имелась информация о чём-то готовившемся в нашей стране. Это был секрет Полишинеля. Как теперь стало известно, ещё в самом начале июля руководитель КГБ В. А. Крючков встретился на своей даче с бывшим руководителем итальянской военной секретной службы адмиралом Фульвио Мартини и поделился с ним закрытой информацией: в СССР в ближайшее время неизбежно установится сильная власть или во главе с М. С. Горбачёвым или без него. Вернувшись в Италию Ф. Мартини немедленно известил своё руководство о встрече[229]. Естественно, это почему-то было и надо Крючкову.

Встреча в Лондоне действительно проходила накануне ГКЧП. Результаты той лондонской встречи до конца неясны до сих пор. Но неготовность и нежелание Запада помочь сохраниться Советскому Союзу, которого они так долго боялись, вернуться ему на равных в мировое сообщество была всё-таки продемонстрирована. «Бриллиантовый дым» рассеялся, обещанные Явлинскому сотни миллиардов, или скромные десятки миллиардов, на которые рассчитывал Горбачёв, получены не были.

С. С. Шаталин также находящийся в Лондоне 8 и 9 июля с целью убедить капиталистов в чистоте наших помыслов, по итогам саммита писал, что на иностранные кредиты М. С. Горбачёв мог рассчитывать только в том случае, «если бы он привёз с собой программу. Вот первое: завтра я разгоняю КПСС, коммунистическую идеологию запрещаю… Второе: такого Кабинета министров тоже не будет… Союз распускается… Ну, и самое главное: да, я строю капитализм»[230].

По словам немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса. Буквально через год готовилась новая встреча «семёрки». Уже новый Президент России также всю весну и начало лета дёргался в нетерпении: пригласят – не пригласят. Наконец, с гордостью заявил, что он в «клубе избранных». Надежды были огромные, ведь теперь весной публично было озвучено устами Президента США, что Россия по разным каналам получит аж 24 млрд долларов! Также, как в 1991 году в Москву на разведку в июне прислали экс-президента Ричарда Никсона, для убедительности достижений правительства Ельцина – Гайдара издали толстую глянцевую книгу политика, прошедшего через импичмент, «На арене. Воспоминания о победах, поражениях». А в то время всё больше россиян требовали провести референдум о доверии Президенту России.

Ричард Никсон ответил добром на добро: в Кремле на встрече с Борисом Ельциным он оказался круче Григория Алексеевича Явлинского, заявив, что за первые 18 месяцев в Россию может быть вложено 100 млрд долларов, за последующие полтора года – ещё 200 млрд и за третьи 18 месяцев – 400 млрд. Ничего не жалко было ему для друга Бориса! До рассвета ельцинской России благодетель не дожил, умер в апреле 1994 года. А денег нашей стране так и не дали, если не считать 1,5 млрд серьёзными вложениями.

Впрочем, фактический отказ в помощи Горбачёва сгубил окончательно, август и декабрь 1991 года подписали свидетельство о его политической смерти. Ельцин ещё продержался семь лет… Но радость это принесло лишь небольшому числу бенефициаров – выгодополучателей.

Союзный договор – Карфаген должен быть разрушен

Практически всем в конце 1980-х годов было понятно, что Союзный договор, подписанный в декабре 1922 года, следует менять, он не удовлетворял новым потребностям экономического развития.