Шрифт:
Закладка:
Щербаков В. И.: «Поясняю Вайгелю, что в СССР лимиты на расходование валюты подписываю лично я и поэтому могу совершенно конфиденциально и ответственно ему сказать, что в конце августа вынужден буду отказаться оплачивать счета, так как валюты просто не станет. Когда мы объявим дефолт, то, во-первых, наступит “маржин-колл” – гарантийное требование взноса. Это значит, что нам предъявят требования о возврате и по другим займам от всех стран. Сумма катастрофически взлетит до 100 млрд долларов, и речь об оплате уже нельзя будет вести даже в теории.
После этого банки пойдут в “Гермес” получать страховку, но у него такой свободной суммы тоже не окажется. Все вместе в итоге придут в правительство Германии, гарантировавшее займы. Если в бюджете у немецкого правительства не найдётся лишних 35 или даже 40 млрд долларов, оно тоже станет банкротом. Конечно, с СССР все будут скандалить, но не начинать же из-за этого снова мировую войну. Так же я добавил, что для Германии ситуация усложнится, так как вывести долги немецким банкам из общего долга будет невозможно. Проблема из единовременной превратится в длительную с плохо прогнозируемыми последствиями».
Будучи гуманистом, наш вице-премьер дал немцу шанс, сказав, что проще и дешевле решить проблему до наступления дефолта – провести срочную реструктуризацию советских долгов.
Щербаков В. И.: «Судя по лицу Вайгеля, такая последовательность развития ситуации и её последствия ему сильно не понравились. Видимо, он рассматривал разные перспективы развития событий, но такой грубой обнажённости и катастрофичности не допускал. Спрашивает: мы же собрались обсуждать проблему и искать решения, зачем же драматизировать её до обсуждения? Отвечаю, что моему президенту никто прямо помощь не обещал, и он не хочет ставить плохо проработанный вопрос, чтобы не получить публичный отказ. В результате встреча может свестись к большим политическим разговорам, а ситуация с деньгами терпеть не может. Прошу его поговорить с канцлером Колем, чтобы тот переговорил лично с Михаилом Горбачёвым и пообещал поддержку».
К тому моменту расклад был плохим: японцы и канадцы почти открыто были против, американцы колебались, а британцы кивали в сторону американцев – мол, как они, так и мы. Вся надежда была на европейцев, которым Советский Союз, собственно, и был должен.
Вайгель обещает поговорить с канцлером и одновременно позвонить министрам финансов Франции и Италии. Следующая встреча Щербакова состоялась с Пьером Береговуа, министром экономики и финансов Франции, будущим премьер-министром. Он почти слово в слово повторил разговор с немцем, только сумма в этом случае фигурировала поменьше – около 5 млрд. Наш вице-премьер и в этот раз попросил, чтобы президент Франсуа Миттеран прямо сказал о своей поддержке Союза, иначе Горбачёв вопрос не поднимет, и проблема, не имея политического решения, будет в тупике.
Встреча с министром финансов Италии Рино Формика состоялась почти в час ночи. Тот был уже, по словам Щербакова, в глубоко уважаемом возрасте (ему было 64 года) и он, видимо, задремал, не дождавшись гостя.
Щербаков В. И.: «Вышел ко мне министр в ночном колпаке, в халате, вздёрнутый и недоумевающий: что случилось, война началась? Что за срочность? Но в конце концов мы договорились и с ним по поводу поддержки со стороны премьера Джулио Андреотти».
В гостиницу Владимир Иванович вернулся в третьем часу. На 7 утра М. С. Горбачёв и все были приглашены на завтрак к Джорджу Бушу. Вместе с ним «завтракали» Бейкер, Бессмертных, Скоукрофт, Черняев, Щербаков и Брэйди. Конечно, такие встречи только назывались «завтраком», «ланчем», «обедом», а на самом деле это были переговоры, только неформальные.
На нём Буш сказал Горбачёву, что положение в СССР обсуждалось в НАТО и у США и их европейских союзников нет уверенности, сумеет ли Горбачёв удержать Советский Союз, пусть не в полном составе, пусть в какой-то иной форме – пусть не в виде федерации, а хотя бы конфедерации. Поскольку Западу предпочтительней иметь дело с одной ядерной державой, нежели четырьмя или пятью, это их беспокоило.
Час спустя прошёл другой завтрак – у хозяина саммита, британского премьера Джона Мейджора. Ещё через час произошли встречи уже в советском посольстве сначала с японским, а затем канадским премьерами. На каждой встрече давалось время для короткого выступления по программам выхода из кризиса и конверсии В. И. Щербакову.
Утром 17 июля до начала встречи Горбачёв, по его словам, окончательно согласовал с Президентом США Договор по СНВ (стратегическим наступательным вооружениям). Он будет подписан 31 июля 1991 года в Москве в ходе встречи на высшем уровне президентов СССР и США Михаила Горбачёва и Джорджа Буша.
Щербаков В. И.: «К середине дня я уже был измотан до невозможности. Но главное, что не удалось перекинуться с Примаковым хотя бы парой слов. Наконец, все мы переезжаем к месту встречи глав государств. Там был объявлен перерыв, ждали нас. Вижу, в баре стоят все три моих ночных собеседника, и Береговуа показывает мне большой палец.
Бегом назад к Примакову, вижу, как он на правах шерпы – помощника участника саммита – вместе с такими же своими коллегами направляется в зал заседания глав государств. По дороге коротко рассказываю о сложившейся ситуации. Заглядываем в зал и видим удивительную картину: зажатый в углу переводчик нашего президента Павел Палашенко что-то говорит в ухо прижатому к нему спиной Горбачёву. В рубашку Горбачёва уткнулся Андреотти и водит носом вверх-вниз. Над всеми нависает Коль, эмоционально обращаясь к Горбачёву и подкрепляя слова энергичными жестами правого указательного пальца. Рядом, как глыба, стоит Миттеран, одобрительно кивая головой. Картинка – просто загляденье!»
Примаков, кажется, был отчасти готов к чему-то подобному. По крайней мере, он вынул из папки доклад президента, из своей папки вложил в неё другой и всё это отнёс к столу, положив перед табличкой «Горбачёв».
Горбачёв зачитал версию «первого» док л ада, получил поддержку и решение G7 завершить работу по решению в кратчайшие сроки проблемы реструктуризации долгов СССР в размере до 24 млрд долларов и оказанию помощи в радикализации программы перестройки экономики.
Вечером все члены делегации были приглашены в посольство на поздний ужин. Подняв фужер, Михаил Сергеевич произнёс первый тост за своих хороших друзей – Коля, Миттерана, Андреотти, которые сегодня помогли Советскому Союзу выйти из очень сложной ситуации.
Щербаков В. И.: «Вопрос о том, как в его папке оказался другой доклад, никто не поднимал. Мы с Примаковым молча выпили по большой рюмке водки и отпросились спать».
Интересно сравнить
