Шрифт:
Закладка:
Эти кризисы поставили новые задачи перед основанной на правилах дипломатией Буша. Одним из них было противоречие между уважением территориальной целостности государства и поддержкой самоопределения его народа. Но существовал и более широкий вопрос о том, как изменить порядок в мире и установить мир и стабильность: либо посредством международного сотрудничества и на основе общепризнанных принципов, либо путем одностороннего использования Америкой своего гегемонистского положения.
Когда Буш и Ельцин встретились в Кэмп-Дэвиде в феврале 1992 г., они говорили о «заре новой эры»[1406]. К концу того года стало ясно, что «новая эра» будет менее радужной, чем они надеялись. А также более сложной: в мире после окончания холодной войны Вашингтон и Москва будут гораздо меньше контролировать глобальные события.
Тем не менее международная стабильность в значительной степени зависела от политических лидеров, особенно от «большой двойки». Переход от СССР к России, от Горбачева к Ельцину, был осуществлен с удивительной плавностью, даже несмотря на то, что существовали вопросы о характере правления Ельцина и направлении процессов демократизации и экономических реформ в новой России. Но Соединенные Штаты столкнулись со своим собственным политическим переходом – неровной демократической преемственностью от одного президента к другому, от одной партии к другой и даже переходом к другому поколению. Фактически, как бы умело ни управлялся Буш со всей этой глобальной турбулентностью, он, в конечном счете, потерял путеводную нить и в итоге – контроль над своим президентством.
***Учитывая масштабы произошедшего в декабре 1991 г., можно было ожидать, что Буш переведет дух. Но темп в течение следующего года стал даже более бешеным. На Рождество 1991 года президент отдал щедрую дань уважения Горбачеву, заявив, что он был «ответственен за одно из самых важных событий этого столетия – революционное преобразование тоталитарной диктатуры и освобождение своего народа из ее удушающих объятий». Буш говорил о том, как Горбачев и Шеварднадзе благодаря своему «новому мышлению» во внешней политике «позволили Соединенным Штатам и Советскому Союзу перейти от конфронтации к партнерству в поисках мира по всему миру». Он особо отметил то, как «работая вместе, мы помогли народам Восточной Европы завоевать свою свободу, а немецкому народу – достичь цели единства в мире и свободе. Наше партнерство привело к беспрецедентному сотрудничеству в отражении иракской агрессии в Кувейте, в установлении мира в Никарагуа и Камбодже и независимости Намибии». Этот рекорд, утверждал Буш, обеспечит Горбачеву «почетное место в истории и, что наиболее важно для будущего, заложит прочную основу, на которой Соединенные Штаты и Запад могут столь же конструктивно работать с его преемниками»[1407].
Написав политический некролог Горбачеву, Буш, не теряя времени, занялся его преемником. На своей пресс-конференции на следующий день президент лишь вскользь упомянул Горбачева. Его комментарии касались в основном таких важных тем, как ядерная безопасность, экономическая нестабильность и гуманитарная помощь; его основное внимание было сосредоточено на России, ее новом лидере и проблемах, с которыми они сейчас сталкиваются. Не случайно посол США в СССР был немедленно переквалифицирован в посланника Вашингтона в Российской Федерации. США явно стремились добиться передачи полномочий без трений во всех областях, чувствительных для международных отношений. В этом ключе президент был заинтересован в ускорении передачи России места постоянного члена Совета Безопасности ООН, которое с 1945 г. сохранялось за Советским Союзом[1408].
Российский президент был даже более резв, чем Буш, когда «хоронил» Горбачева. То, что казалось плавным политическим переходом, на самом деле было заключительным актом длительной личной вендетты. Несмотря на торжественное обещание Ельцина Бушу обращаться с бывшим советским лидером достойно, Горбачеву пришлось съехать из своей большой квартиры в течение дня после его отставки – Ельцин изначально хотел, чтобы он убрался через два часа. Горбачев сохранил свою ежемесячную зарплату в размере 4 тыс. руб., которая сейчас составляет около 40 долл., и получил небольшую полуразрушенную загородную дачу под Москвой с мизерным персоналом. Горбачев согласился не критиковать своего преемника в течение следующих шести месяцев и в целом пообещал Ельцину поддержку до тех пор, пока российский лидер «продолжит идти по пути демократических реформ»[1409].
Несмотря на все унижения и социальную изоляцию, которые особенно возмущали жену Горбачева Раису, судьба Горбачева могла быть намного хуже, по крайней мере, по советским меркам. На него не надели намордник, ему был предоставлен значительный строительный материал, из которого можно было управлять «мозговым центром» – тем, что впоследствии станет Фондом Горбачева. И хотя его постоянно обвиняли в разорении страны, его не отдали под суд. Как, впрочем, и никого другого. Состоялся лишь квазипоказательный судебный процесс над самой Коммунистической партией Советского Союза. Между тем большинство аппаратчиков продолжали занимать свои посты, несмотря на смену систем и государств – классический случай преемственности элит[1410].
Среди всей этой суматохи и Буш, и Ельцин стремились к личной встрече[1411]. В новом году планы быстро оформились: саммит в конечном итоге был назначен на 1 февраля 1992 г. в Кэмп-Дэвиде. Это должно было последовать вслед за присутствием Ельцина на специальном заседании Совета Безопасности ООН, посвященном эпохе после окончания холодной войны, в Нью-Йорке 31 января, когда Российская Федерация также официально займет место его постоянного члена, внезапно освободившееся после распада Советского Союза[1412].
Саммит в штаб-квартире ООН был задуман, по словам Буша, как «историческое событие». Речь шла не просто о смене названия на одном из кресел «Большой пятерки». Теперь возлагались большие надежды на этот всемирный орган – хранитель общепризнанных прав и правил, – ныне освобожденный от оков конфликта между Востоком и Западом. Исторические события в Центральной и Восточной Европе, новый климат российско-американского сотрудничества и успешная война в Персидском заливе, проводимая под эгидой ООН, создали оптимистическую атмосферу, в которой возрожденная ООН рассматривалась как центральная упорядочивающая сила переделанного мира. Надежда и, по сути, ожидание заключались в том, что Совет Безопасности в новом духе единства выдвинет новаторские идеи о том, как наилучшим образом организовать международное сообщество государств, с тем чтобы оно могло эффективно реагировать на будущие споры, конфликты и кризисы. Фактически «ответственность Совета Безопасности за
