– Кто? – ухмыльнулся Вулкан. – Ты? Эти двое? Или труп, что лежит на полу? Думаю… нет. Ох, священник, я чувствую, как бушует кровь в твоих венах! Я вижу ее! Я хочу, чтобы она была у меня внутри, чтобы она согрела меня, как ласковое пламя. А завтра ночью ты позабудешь об всем и обо всех, кроме меня.

Вулкан быстро оглянулся на Кобро:

– Священник мой. Вы с девчонкой можете взять этих двоих. – Он показал на Палатазина и Томми. – Когда закончите, возьмите эту мертвую мразь и скормите собакам. А теперь, священник, ты пойдешь со мной.

Он схватил Сильверу за руку и подтолкнул к двери. Священник заскрежетал зубами от боли, но у него не было другого выбора, кроме как подчиниться. Проходя мимо Палатазина, Сильвера лишь смутно узнал его, но, когда тот попытался заговорить, Вулкан открыл дверь и вытолкал священника в коридор. Дверь закрылась с твердой, ужасающей бесповоротностью.

Кобро мгновенно подошел к ней и задвинул засов. Палатазин попятился, пытаясь заслонить Томми. Глаза Соланж в дальнем углу зала засияли слабо, но зловеще. Кобро усмехнулся и засунул маузер обратно под куртку. Теперь он был не прочь немного растянуть удовольствие.

– Некуда деться, – с издевкой заговорил он. – Некуда бежать. Какая жалость! Ты будешь жить вечно, старина. Веди себя хорошо, и завтра ночью я разрешу тебе вылизать мои ботинки. Как тебе это?

Он двинулся вперед, пальцы в черных перчатках изогнулись когтями.

Продолжая пятиться, Палатазин и Томми наступили в лужу, вытекшую из того, что осталось от головы Уэса Ричера.

– Эй, Соланж! – позвал Кобро. – Можешь забрать себе мальца. А я возьму старину Палатазина.

Соланж поднялась на ноги и подошла к трупу, не отрывая взгляда от него, как во сне, один неуверенный шаг за другим.

Палатазин запнулся об обломки стола совета. Черная ножка с затейливыми завитками торчала из них, словно бычий рог. Она уже почти отломилась, и, когда Палатазин вывернул ее с последней волной уплывающих сил, ножка осталась в его руке – внушительная двухфутовая дубинка с расщепленным концом. Кобро все еще приближался, теперь более осторожно, уклоняясь и делая обманные движения, низкий смех клокотал в его горле. Его глаза впились в Палатазина, и Палатазин почувствовал, как его нервы выжигаются. Его руки на ножке стола были скользкими от пота.

Соланж за спиной у Кобро склонилась над трупом. Обжигающе сладкий запах сочащейся крови сводил ее с ума. Ей не хватило крови, выпитой у Палатазина, чтобы согреться, и она должна была продолжать – должна, – чтобы не дать замерзнуть венам. Соланж опустила голову к луже и лакала ее с закрытыми глазами, словно изголодавшееся животное. Она узнала аромат. Воспоминания вскипали в голове, как радужные пузыри из черной застоявшейся лужи. Соланж как будто проснулась после кошмара в наполненной солнечным светом и запахом цветов комнате, и стоит ей перевернуться на другой бок в постели, как она сможет обнять Уэса и прижаться к его телу. Темно-красные капли падали с ее губ, она подняла голову и поняла, что не видит своего отражения в мерцающей луже. В крови были воспоминания, от которых ей стало холодно, очень холодно. Она прикоснулась к его голове, к знакомому ералашу волос на мертвом черепе. Мощные потоки извивались и бурлили в ней, армии сражались за единственный фут земли. Она была мертва. Но не совсем мертва, но и не жива. Существовала во мраке. И тот, кто с ней это сделал, теперь со смехом приближается к этим двум смертным. Тот, кто забрал ее из света во тьму. Тот, кто убил Уэса. Не мертвый. Не живой. Не мертвый. Не, не…

Она обхватила голову руками и закричала.

Кобро вздрогнул и оглянулся на нее.

И Палатазин ударил расщепленной ножкой стола ему в сердце. Однако острие ударило в маузер в кобуре под курткой, и Кобро только пошатнулся. Он тут же схватил импровизированный кол, вырвал его из рук Палатазина и отбросил в сторону.

– Не выйдет, Ван Хельсинг! – ухмыльнулся он. – Так старину Кобро не прикончишь!

Руки его молниеносно взвились, откинули назад подбородок Палатазина и обнажили искусанное горло. Томми ухватил Кобро за волосы и попытался выдавить ему глаза, но вампир наотмашь ударил мальчика по щеке, словно муху прихлопнул. Оглушенный, Томми упал.

Рот Кобро приоткрылся. Палатазин сопротивлялся как мог, сознавая, что через мгновение вольется в ряды нежити. Голова Кобро наклонилась, клыки выскочили на изготовку.

И вдруг ногти Соланж впились в плоть Кобро над костлявыми скулами. Они вонзились глубоко, вырывая куски мяса, из которых не текла кровь. Лицо Кобро исказилось; он закричал и отшатнулся от Палатазина, рассчитывая придавить вампиршу, повисшую у него на спине. Они упали на пол, шипя и визжа. Палатазин поднялся на ноги и увидел, что Соланж вонзила пальцы в глазницы Кобро. Его глазные яблоки лопнули, истекая фонтанами черной жидкости. Кобро взвыл от боли, изогнулся и схватил Соланж за горло. И они покатились по полу через лужу с кровью Уэса прямо в утробу пылающего камина.

XIX

– Посмотри, священник! – велел принц Вулкан, схватив Сильверу за воротник и швырнув на парапет балкона.

В разрывах затихающего рева бури Сильвера услышал гул моторов. Желтый бульдозер спускался по склону холма, расталкивая по сторонам горы песка, а за ним следом ехали три оранжевых фургона «Ю-Хоул».

– Они везут моих лейтенантов в бой, – сказал Вулкан. – А вернутся назад с людьми – пищей для королевского двора. У нас будет большой праздник. А теперь взгляни туда.

Он вытянул руку в далекую темноту, и Сильвера взглянул из-под отяжелевших век туда, куда он показывал.

– Там лежит твой город, от горизонта до горизонта. Ты видишь там какие-нибудь огни? А машины? А мигающие неоном рекламные щиты и бегущие строки, выкрикивающие имена ваших кумиров? Нет. Моя армия марширует по его улицам и бульварам. А твои сородичи прячутся в норах. Я уже победил. Отсюда мир начнет склоняться передо мной. И ты действительно решил, что сможешь уничтожить короля вампиров?

Сильвера не ответил. Он ужасно устал и измучился. В голове стучало, руки и раненая нога потеряли чувствительность. Теперь все было кончено; кто-то другой, более преданный слуга Господа, продолжил бы борьбу. Он посмотрел вниз и мысленно увидел свое собственное тело, завертевшееся штопором в полете. Потому что теперь это был единственный выход.

Буря прекратила свое кружение. Ветер утих до слабого стона и перестал разносить песок. Принц