Жаль, что он идет к разорению: Гожан вовлек его в слишком рискованную авантюру, они оба потерпят фиаско. И тут Дениза, тронутая доверительным тоном Муре, заговорила уже не стесняясь, дав понять, что она принимает сторону больших магазинов в их борьбе с мелкими предприятиями; она воодушевленно приводила примеры, обосновывала свои доводы с полным знанием сути вопроса, делилась смелыми, оригинальными соображениями. Пораженный Муре с восхищением слушал девушку, пытаясь различить ее черты в наступавшей темноте. Дениза выглядела по-прежнему – все то же простое платьице, то же кроткое лицо, – но теперь от нее исходило какое-то волшебное обаяние, которому он не мог противиться. Сомнений не было: эта девочка, надышавшись воздухом Парижа, преобразилась в женщину, притом в женщину пленительную и умную, не говоря уж о ее роскошных волосах и бесконечной нежности.

– Ну что ж, – сказал он, смеясь, – если вы на нашей стороне, то почему держитесь наших противников?.. И кстати, верно ли мне доложили, что вы живете у этого Бурра?

– Он очень достойный человек! – тихо возразила Дениза.

– Ах, оставьте, это просто полоумный старик, который в конце концов вынудит меня разорить его дотла, тогда как я готов отделаться от него, заплатив по-царски!.. Да и в остальном… вам не стоило бы жить в его доме, о нем идет дурная слава: старик сдает комнаты таким особам… – Но тут Муре почувствовал, что сконфузил девушку, и поспешил добавить: – Впрочем, человек может оставаться порядочным в любом месте, и чем оно хуже, тем больше его заслуга.

Несколько минут они шли молча. Пепе прислушивался к их разговору с вниманием рано повзрослевшего ребенка. Время от времени он поднимал глаза на сестру, удивляясь тому, что ее горячая рука нервно подрагивает.

– Послушайте! – весело продолжал Муре. – Не хотите ли стать посредницей между ним и мною? Я решил увеличить сумму своих отступных и как раз завтра хотел предложить Бурра восемьдесят тысяч франков… Поговорите с ним первая, объясните, что его отказ – чистое самоубийство. Может, он хоть вас послушает, раз относится так по-дружески, и вы таким образом окажете ему важную услугу.

– Хорошо! – так же весело, с улыбкой ответила Дениза. – Я готова выполнить ваше поручение, хотя сомневаюсь в результате.

И они снова примолкли, им уже нечего было сказать друг другу. Впрочем, Муре попытался заговорить о дядюшке Бодю, но тут же смолк, почувствовав, что девушке неприятна эта тема. Однако они по-прежнему шли рядом и наконец очутились на улице Риволи, где было еще довольно светло. Выйдя из ночного мрака под деревьями, оба словно внезапно очнулись. Муре понял, что девушку нельзя больше задерживать.

– Доброй ночи, мадемуазель.

– Доброй ночи, господин Муре.

И все же Муре не уходил. Подняв глаза, он увидел перед собой, на углу Алжирской улицы, освещенные окна поджидавшей его госпожи Дефорж. Потом перевел взгляд на Денизу. Теперь, в бледных сумерках, он хорошо видел ее – такую невзрачную в сравнении с Анриеттой; так отчего же ее облик так согревал ему сердце? Нет, это просто нелепый каприз…

– Я вижу, малыш устал, – сказал он, лишь бы не уходить так сразу. – Значит, не забудьте: наш магазин для вас открыт. Стоит вам вернуться, и вы получите любую компенсацию… Прощайте, мадемуазель.

– Прощайте, господин Муре.

Муре ушел, а Дениза вернулась под темную сень каштанов. И долго шла между их могучими стволами, сама не зная куда, чувствуя, как горит у нее лицо, как путаются мысли. Она и думать забыла о братике, а Пепе, держась за руку сестры, едва поспевал за ней и наконец взмолился:

– Мамочка, ты слишком быстро идешь!

Тогда девушка села на скамью, и мальчик, выбившийся из сил, тут же заснул у нее на коленях. Она нежно баюкала его, прижав к своей девственной груди и устремив невидящий взгляд во тьму аллеи. Часом позже, когда они с Пепе вернулись на улицу Мишодьер и Дениза тихонько отворила входную дверь, она уже выглядела, как всегда, спокойной и рассудительной.

– Тысяча чертей! – вскричал Бурра, едва увидев девушку. – Все кончено! Этот мерзавец Муре купил мой дом!

Старик разъяренно метался по лавке и так неистово размахивал руками, что Дениза испугалась, как бы он не разбил витрину.

– Ах, негодяй!.. Это мне хозяин написал, зеленщик. Вы даже не угадаете, за сколько он его продал, мой дом, – за сто пятьдесят тысяч франков, вчетверо дороже, чем он стоит! Вот жулик так жулик!.. И представьте себе, как он выбил из них такую цену: мол, дом только что отремонтирован!.. Да когда же они перестанут надо мной куражиться?!

Мысль о том, что деньги, выброшенные на ремонт и покраску лавки, пошли на пользу хозяину дома, привела Бурра в дикую ярость. Теперь, когда домовладельцем стал Муре, он должен будет платить аренду именно ему, а значит, отныне становится жильцом у ненавистного конкурента! И эта мысль усугубила гнев старика.

– Я слышал, как они бурят стену… теперь они здесь, как у себя, словно уже сидят за моим столом!

И он так яростно ударил кулаком по прилавку, что задрожали стены, а с полок посыпались зонты и омбрельки[30].

Потрясенная Дениза не могла вставить ни слова и замерла, ожидая, когда старик придет в себя; тем временем Пепе, выбившийся из сил, заснул на стуле. Наконец Бурра слегка успокоился, и девушка решилась передать ему поручение Муре; она понимала, что ее хозяин вне себя, но как бы он ни гневался, эта безнадежная ситуация могла вынудить его принять благоприятное решение.

– Я тут как раз встретила одного человека, – начала она. – Он из «Дамского Счастья» и хорошо осведомлен… Похоже, что завтра они предложат вам восемьдесят тысяч франков…

Но старик прервал ее, яростно взревев:

– Восемьдесят тысяч франков? Ах вот как – восемьдесят тысяч!.. Да я теперь и за миллион не уступлю!

Тщетно Дениза пыталась его вразумить. Но тут дверь лавки отворилась, и она отшатнулась, вздрогнув и побледнев. Это был дядюшка Бодю, сильно постаревший, с желтым, нездоровым лицом. Его появление словно подхлестнуло Бурра – он схватил соседа за лацканы пальто и закричал ему в лицо, не давая вставить ни слова:

– Знаете, что они имели наглость предложить мне? Восемьдесят тысяч франков! Вот до чего они дошли, эти бандиты! Надеются купить меня, как продажную девку… Еще бы, получили этот дом и воображают, что я теперь у них в руках! Так вот нет же, они его не получат! Сам я, может, и уступил бы им по доброй воле, но раз уж он теперь принадлежит им, пускай попробуют выставить меня отсюда!

– Значит, все это правда? – спросил Бодю, как всегда медленно выговаривая слова. – Мне об этом сообщили, но я пришел сам, удостовериться…

– Да, восемьдесят тысяч! – повторил Бурра. – А почему бы и не все сто?! Вот что меня возмущает – эти бешеные деньги! Неужто они думают, что я пойду на мошенничество из-за такой суммы?.. Нет, тысяча чертей, не видать им моего дома! Они его не получат – слышите вы? – никогда не получат!

Но тут Дениза, несмотря на присутствие дяди, снова начала умолять старика согласиться. Борьба теперь невозможна, противник всемогущ, и отказываться от предложенного богатства – чистое безумие. Однако Бурра упорно стоял на своем. Срок аренды истекал только через девять лет, а за это время он надеялся умереть и не увидеть развязки.

– Вы слышите, господин Бодю? – кричал он. – Ваша племянница – и та приняла их сторону, вот они и подослали ее уломать меня… Она стакнулась с этими бандитами, разрази меня гром!

До сих пор Бодю делал вид, будто не замечает Денизу. Всякий раз, как племянница проходила мимо его лавки, он упрямо отводил глаза. Но теперь он медленно повернулся, взглянул на нее, и его толстые губы задрожали.

– Я знаю, – тихо промолвил он, продолжая смотреть на девушку.

Дениза, взволнованная до слез, чувствовала, как ее дядя сокрушен постигшей их всех бедой. Сейчас он,