class="p1">Узнал я об этом только утром, потому что я ночевал не в Замке, а где-то в ином месте зависал. В другом месте заснул и проснулся. Проснувшись, включил свой мобильник и сразу же получил звонок от Катарины, которая, хотя и была очень сильно ударена, все-таки старалась милосердно меня подготовить: «Паша, ты только не волнуйся, приготовься услышать довольно неприятную новость: твой друг Федот сошел с ума». Последовала реконструкция событий. Получив удар в ухо, она побежала к Севе. Сева, ее любовник, не говоря худого слова, как настоящий мужчина, выпиздил Федота за пределы Замка. Получив все эти информации, я позвонил Федоту, застал его в прекрасном настроении, очень приподнятом. Дальше история реконструируется уже со стороны Федота. Придя в себя через какое-то время за воротами Замка, Федот понял, что он совершил нечто ужасное, и подумал, что сейчас он будет испытывать угрызения совести и что к ним надо подготовиться посредством молниеносной покупки портвейна. К тому моменту наступило робкое утро, открылся магазин, а может быть, магазин в виде ночной палатки был открыт всю ночь. Федот очень быстро купил портвейн. Выпив портвейна, он пришел в очень хорошее расположение духа, потому что ему ясно обрисовался план дальнейших действий. Он понял, что должен понести заслуженное наказание. Тут же у него четко сложился проект, как понести это заслуженное наказание. Он сел в маршрутку и направился в Симферополь, где дальнейший его план был таков: он найдет группу самых жирных, злобных, агрессивных ментов и к ним очень развязно приебется, так, чтобы в очень жесткой форме получить от ментов пизды и оказаться в кутузке за то, что он ударил в ухо прекрасную девушку – воплощение доброты, красоты, всего лучшего, что есть в человечестве. К счастью, мой звонок застал его еще в маршрутке, он не успел доехать до Симферополя. Я в категорической форме сказал, чтобы он вышел из маршрутки, взял тачку и вернулся быстро на Казантип, что он и сделал.

Я был абсолютно уверен, что в ту ночь он увидел в лице Катарины какого-то страшного инопланетянина, или представителя инфернальных сил, или что-то в этом духе. Когда я его спросил об этом, он сухо сказал: «Мне показалось, это моя четвертая жена». Этот ответ меня поразил. Я понятия не имел, что у него когда-либо была жена. Даже одна. А тут сразу четвертая.

Ему привиделось, что она собирается ему что-то предъявить или что-то плохое с ним сделать. Потом Федот сам выразил желание, чтобы я привел его в Замок, чтобы он мог принести свои извинения. Сева с Катариной, как настоящие лендлорды, приняли его во дворе Замка. Выслушав извинения, Сева мужественно сказал: «Бить я тебя не буду, но жить здесь ты тоже не будешь». Поэтому никто Федота не испиздил в тот раз. Но упорное, неистребимое и стойкое желание Федота где-нибудь огрести пиздюлей не угасло в его сердце. Федот был мастером этого жанра.

Теперь, когда Федота уже нет среди живых, всё это кажется скорее печальным, нежели забавным. Увы.

Глава двадцать девятая

О чём не говорил Конфуций

Был некий чудесный день где-то в середине 90-х годов, может быть, весенний или осенний, но в любом случае крайне просветленный, хрустальный, впечатлительный. Мы с Федотом находились в священной Комнате за Перегородкой, где, как обычно, чинно возлежали на параллельных кроватях, разделенные блестящим промежутком паркетного пола. Каждый из нас был накрыт тонким пледом, мы лежали неподвижно, оцепенело, как две мумии, вот только руки не скрещены на груди, а строго вытянуты вдоль тела. На губах сдержанные улыбки, глаза закрыты. Мы не спали, однако просматривали множество прозрачных снов, а в общем-то занимались детальным изучением музыки итальянского барокко, которая изливалась из черного звуковоспроизводящего гаджета. Творения Корелли, Марчелло, Альбинони, Вивальди, Боккерини деликатно и витиевато препровождали нас в миры достойнейших созерцаний. Возможно, не столько мы изучали эту музыку, сколько музыка изучала нас, обнаруживая в лимбических системах наших мозгов различные тайные дверцы, анфилады, боковые галереи, лифты, подвижные балконы, капеллы, эскалаторы, винтовые лестницы, зеркальные лабиринты, зимние сады и прочие конструкции, предназначенные лишь для того, чтобы возносить наше внутреннее зрение на высокие и головокружительные обзорные площадки. Короче, состояние наше становилось всё более кристальным, аскетически-восхищенным. Местами уже откровенно пахло открытыми небесами. И казалось, не будет предела этим экзальтациям духа, этим воспарениям, этим вершинам…

И тут вдруг в дверь позвонили. Резкий звук дверного звонка буквально вернул меня с небес на землю. Я не без труда отыскал в процессе этого скоропалительного приземления свое физическое тело, сладко цепенеющее под тонким пледом. Еще труднее было заставить это тело подняться и, неуверенно перемещая слегка подмороженные конечности, приблизиться к двери. Следовало бы вообще проигнорировать этот звонок, но особенная отзывчивость, царствующая в тот момент в моей душе, заставила меня подойти к двери и осторожно спросить: «Кто там?»

– Это Вика Кабакова, – прозвучал за дверью женский голос.

Было произнесено имя родного и любимого человека, мамы моего ближайшего друга – естественно, я тут же открыл дверь. И всё же на каком-то уровне сознания нечто встревожило меня в звучании женского голоса за дверью. Этот голос не был похож на голос Вики Кабаковой. Я успел полуподумать, что, возможно, Вика простудилась и неважно себя чувствует.

Но стоило мне открыть дверь ровно настолько, что образовалась лишь узкая щель, как я тут же судорожно попытался захлопнуть ее обратно. За дверью я увидел ТАКОЕ, что руки мои сами собой налегли на дверь, стремясь молниеносно закрыть ее. Я ничего не понял, ничего не успел осознать. Тело, хоть и было анестезировано, действовало быстрее сознания. Однако закрыть дверь было уже не так-то просто: чьи-то чудовищные руки мгновенно просунулись, как бы хлынули в проем, препятствуя моему намерению. Впрочем, руки, возможно, не были чудовищными, возможно даже, они были вполне обычными на вид, но их приходилось осознавать как чудовищные, потому что они цеплялись за раму двери, не давая мне закрыть дверь, и эти цепляния сопровождались истошным и вибрирующим воплем:

– А-а-а! Я всё поняла!!! Я знаю, что вы там делаете!!!

Охваченный диким ужасом, я налегал на дверь всем телом, безжалостно давя неведомые руки, при этом я медленно сползал на пол, потому что ноги мои уже не держали меня, и я тоже кричал, сплетая свой крик с воплем неведомого существа из бездны, атакующего мою квартиру. Кричал я одно лишь слово: «Федот! Федо-о-от! Федо-о-о-о-от!!!» Федот самоотверженно вскочил