Шрифт:
Закладка:
Гэдж провел рукой по лицу. Ладно. Не время было предаваться самокопанию и разбору извлеченных из недр его невеликой душонки груд пустой породы и отработанного шлака. Откуда-то из-за угла действительно доносились негромкие голоса и шаги, и Гэдж решил, что не стоит задерживаться, подобрал брошенную сумку и скатку с тряпьем, взвалил свое добро на плечи и решительно зашагал вперед — вниз по лестнице.
* * *
Унылый подземельный мир встретил его желтоватой обыденной одинаковостью.
Все здесь было желтоватым и одинаковым, одинаково-желтоватым: желтоватые камни тоннелей, желтоватый мох на стыках стен, свет факелов — мутный и желтовато-серый, как гной. Коридор шел прямо, никуда не сворачивая, и вскоре вывел Гэджа в пещеру, в центре которой находился колодец, и из которой в разные стороны расходилось множество тоннелей поуже и потемнее.
У стены грудой лежали заготовленные факелы, и Гэдж взял один из них, запалил его от масляного светильника, торчавшего на стене, осмотрелся. Он вдруг с неприятным холодком в груди понял, что не знает, в какой именно из этих тоннелей ему нужно идти. Направо? Налево? Два часа назад он просто безучастно тащился вслед за папашей, не запоминая дорогу и ни о чем особо не думая…
В первом коридоре, в который он заглянул, не нашлось ничего интересного — это был заброшенный полуобвалившийся штрек, где на полу громоздились груды битых камней, а на стенах цвели проплешины мха — и Гэдж вернулся назад, не пройдя вглубь и нескольких шагов. Следующий тоннель почти сразу круто пошел вниз и чуть дальше оказался затоплен мутной болотистой водой. Третий оказался куда более примечательным.
Им, видимо, пользовались достаточно часто, потому что пол был чист, стены кое-где имели следы недавнего ремонта, а впереди, в нескольких шагах за поворотом, горел масляный светильник, заключенный, как пленник, в железный каркас. В тоннеле стоял странный, неприятный запах — миазмы сырости смешивались с острым, каким-то звериным запахом мускуса и с неким сладковатым гнилостным душком, напоминающим смрад разлагающейся плоти. Им явственно тянуло спереди, из-за поворота, за которым мерцало дрожащее пламя светильника. Что бы там могло быть, спросил себя Гэдж — усыпальница, склеп, ледник… какое-то временное хранилище трупов, где их держат перед тем, как засыпать чохом в общей могиле? Ясно было, что он вновь ошибся коридором — но, томимый нездоровым любопытством, он все же прошел несколько шагов вперед и заглянул за поворот.
Перед ним открылась небольшая подземельная каверна с тянущимися вдоль стен каменными мешками-темницами. Мерцала лампа на стене, освещая небольшой пятачок пространства перед входом — но дальний конец пещеры тонул во мраке… Подземелье полнилось смутными звуками: едва слышной возней, шорохами, поскребываниями, поскуливаниями. Тёмные, забранные решетками кельи в стенах явно не были необитаемы: глухое низкое рычание раздалось откуда-то справа, и Гэджа обдало острым запахом зверя — запахом крови, мочи, падали, свалявшейся шерсти. Какое-то существо сидело в каменном мешке, прикованное к стене, и разглядывало пришельца красноватыми, поблескивающими в свете факела настороженными глазками.
Гэдж остановился, не в силах отвести от него взгляд. Что-то странное было в этом существе, что-то неуловимо ненормальное и неправильное, но что именно — Гэдж не мог понять.
Существо сидело на корточках в дальнем углу темницы, сгорбившись, распластав по полу длинные руки, как сидел бы усталый человек… но оно не было человеком. Оно не было ни орком, ни троллем, ни гномом, ни зверем, ни другим созданием дня либо ночи — это была какая-то причудливая тварь: дикий нелепый гибрид, скроенный в результате колдовских опытов и производящий впечатление чего-то намеренно изуродованного и искаженного — как будто некий безумец пытался вылепить на подвернувшемся материале новое, нужное ему для непонятных целей создание, а потом, разочаровавшись в полученном результате, небрежно отбросил творение в сторону, как неудачную заготовку. Гэдж увидел шишковатую, причудливых очертаний голову, широкий покатый лоб, удлиненную волчью челюсть, деформированную когтистую не то лапу, не то руку, покрытую редкой серой шерстью. Глаза у существа были пронзительно-красные, прячущиеся подо лбом, мутные и хитроватые; во взгляде не было ничего человеческого, но и назвать его полностью звериным тоже было нельзя, ибо он выражал чувства, животным обычно не свойственные: не злобу — но ненависть, не тоску — но отчаяние, не безучастность — но осознание безысходности, некую неведомую внутреннюю боль, которая денно и нощно терзала это странное жуткое создание, вынужденное бесконечно прозябать в зловонном застенке, пол которого был сплошь покрыт нечистотами, потеками крови и обглоданными костями.
Гэдж невольно попятился. Тварь глухо заворчала, приобнажая желтоватые клыки. Она сидела на цепи и была отделена от Гэджа прочной железной решеткой, но ему все равно стало как-то не по себе… В памяти вдруг всплыло словечко, пару раз оброненное Кагратом: «шаварги». Кто они, эти шаварги — твари, выведенные искусственно, неким колдовским путем с применением темной магии и гнусной неведомой ворожбы? Кто их такими сделал, исказив саму сущность живой материи, как, и для чего, и что использовал в качестве основы? Почему этих созданий держат взаперти, подальше от случайных глаз? Они опасны? Могут ли они быть… разумными, хотя бы частично?
Где-то позади, за спиной Гэджа, за поворотом коридора раздались тяжелые шаркающие шаги и приглушенные голоса.
Гэдж торопливо огляделся. Спрятаться в этой подземельной каверне, плотно населённой шаваргами, было совершенно негде.
Он бросился вперед, дальше по проходу, в темноту, меж рядами зарешетченных застенков, чьи обитатели оживились и заволновались, почуяв присутствие чужака. Они метались в своих каменных клетках, повизгивая, подвывая и возбужденно взрыкивая, позвякивая цепями, скребя когтями каменный пол — все подземелье наполнилось рычанием и воем, словно помещение какого-то кошмарного зверинца чудовищ. Гэдж юркнул в попавшуюся на глаза каменную нишу — скорее, выемку в стене — затаился там, вжался в холодный камень, едва дыша.
Из-за поворота вышли двое уруков, тащивших в руках не то носилки, не то жестяное корыто, прикрытое сверху рогожей.
— А, леший! — проворчал один. — Воют, паскуды! Что-то эти твари сегодня разбуянились…
— Жрачку почуяли, — проворчал второй. — Давай поживее, Рагхаш, не нравится мне здесь…
Они остановились посреди коридора и опустили носилки на пол. Сдернули рогожу — корыто
