Шрифт:
Закладка:
<18 января>, среда.
В среду утром ездил много! Вчера на вечере Самсонов, Гадон и разные преображенцы упросили меня съездить к Тимму. Дело в том, что у них домашний театр в пользу приютов, и по хлыщеватости, свойственной всему человечеству вообще и Преобр<аженскому> полку в особенности, им желательно видеть свой фестиваль описанным и нарисованным. Отчего же не потешить человечество? Тимма застал я больного, но встречен был по-товарищески. Говорили о Берге и его картинках. От него к Лажечникову — не застал. Оттуда к Раулю, оттуда в компанию громоздких движимостей, где Росляков рекомендовал японскую вазу. Ваза не очень мне понравилась. Обедали у меня обломки нашей канцелярии — Салтыков, Толстой, Сатир и Каменский. Было весело, — пили здоровье Салтыкова и Толстого, как нового супруга. Болтали и смеялись до 9 часов, потом я с Юрием кончил вечер у Тургеневых. Ольга Александровна что-то бледна.
<19 января>, четверг.
Вчера кончил Крабба, около 8 месяцев заняла эта работа. Переводил «Лира», дело двигается, хотя не с великой быстротою. Обедали у нас брат с женой, Саша и Маша. Дети были очень хороши и веселы. Был на двух вечерах — сперва у Краевского, потом у Каменского. Ужинали и вновь пили здоровье Салтыкова. Были, кроме нас 4, еще Титов и Коведяев, с годами все становящийся скандалезнее.
Понедельник, 30 января.
Журнал запущен более чем за полторы недели. Начнем по дням.
Пятница, <20 января>. Обед в Шахматном клубе с малым количеством гостей. Играли в кегли с Маркевичем, Гаевским и Заблоцким. Вечер кончил на чердаке, у одной старой подруги по чернокнижию.
Субботы и следующих дней до четверга хорошенько не помню. В четверг увидал Фета у Краевского (впрочем в субботу, припоминаю, был у Краевского премиленький детский вечер), оттуда поехал я в маскарад. Там было много моих знакомых и незнакомых. Catherine Шереметева. Развязка по поводу маленькой таинственной маски. Михайлов и Полонский. Я чувствую себя совершенно неспособным влюбляться.
Пятница, 27 янв<аря>. Боткин уехал в Москву, невзначай. (Припоминаю прошлый понедельник — был в театре русском. «Ревизор» выполняется нехорошо и даже местами отвратительно. «Русские святки»[983] не что иное, как пастиш[984], весьма слабый. Знаменитая Владимирова мне не полюбилась, она чересчур походит на картинку из кипсека[985]. Обед в Шахматном клубе был из самых великолепных. Фет, Тургенев, брат Григорий, Языков, Иславин, Майков 2, Гончаров, Краевский. После обеда Горбунов производил свои рассказы, учиняющие большое впечатление. В Горбунове есть что-то доброе и ласковое, заставляющее им интересоваться. Видел еще Ростовского-Долгорукова и др.
Суббота, <28 января>. Полное разъяснение маленькой таинственной маски и истории влюбленного Михайлова[986]. Обедали у меня Трефорт, Михайлов и Григорович. После обеда сей последний муж морил меня со смеху, рассказывая свои авантюры в Пассаже. Потом с Михайловым поехали на вечер к Штакеншнейдеру, где происходило нечто чернокнижное. Представьте себе великолепный дом, наполненный престранным сбродом из художников, писателей второго разряда, разных дам более или менее приличного вида, любителей домашнего спектакля и т. д., дом, где хозяев почти не существует и где никто о них не заботится. Обещал для домашнего спектакля нашу «Школу гостеприимства»[987]. Видел черт знает кого — Греча, Щербину, Кожевникова, Ф. Глинку, А. Брюлова, Моллера, Горавского, Гебгарта. Уехал домой без ужина.
Тургенев сообщил мне под секретом, что Велеурский поручает Григоровичу надзор за своими имениями около Тулы. Тут только остается поставить ряд знаков восклицания!!!!!
Воскрес<енье> <29 января>. Утром набрасывал на память «Школу гостеприимства». Были у меня Михайлов и милейший старичок Лажечников. Обедали у Некрасова с вернувшимся баши-бузуком Толстым[988], Тургеневым, Гончаровым и Григоровичем. После обеда читали предполагаемое собрание очищенных творений Фета[989]. Впечатление осталось отличное. Il у a la de la grande poesie[990]. Вечер кончил у Марьи Львовны.
<2 февраля.>
Во вторник <31 января> после обеда у Некрасова читал в ареопаге все, что было готово из «Короля Лира». В начале чтения расхолодил меня приход строптивого Ивана Павлова Арапетова, а впоследствии появление какого-то псевдолитератора Станкевича, плешивого господина не очень приятной наружности. Тем не менее результатом чтения я остался весьма доволен. Вот мои слушатели: Толстой, Майков, Некрасов, Анненков, Гончаров, Фет, Панаев, Григорович. Самым пламенным оказался Павел Васильич. Теперь дело о «Лире» есть дело решенное. Вечером я и Тургенев сидели у Толстого, вразумляя его насчет Шекспира[991].
В четверг, <2 февраля>, был домашний спектакль в Преображ<енском> полку. Все шло очень хорошо, особенно искусными оказались m-me Мердер и так называемый Гондон. Видел там Ребиндера, недавно приехавшего в Петербург. Из дам особенно поразила меня одна девица, Майкова, должно быть, дочь артиллерийского генерала. M-me Гельфрейх вовсе не хороша собой, она, однако, может нравиться и очень напоминает Наталью Дмитриевну. M-me Лярской я не дождался. Видел еще Грейга и разных более или менее хлыщеватых мужей и дам.
<13 февраля.>
Во вторник, 7 февраля, был великолепный домашний спектакль у Штакеншнейдера; не помню, писал ли я уже о знакомстве моем с этим домом. Там играли несколько пиес, собралось много народа, и между прочим в конце спектакля шла наша «Школа гостеприимства». Разница между летней «Школой г<остеприимства>» и теперешней та же, что между летом и зимою. Во-первых, мы играли лучше, и нас, и зрителей одушевляла веселость самая детская. Тут же все было скомкано, сделано без entrain[992] и к концу совершенно непонятно. Зрители не были довольны, пламенное воображение Тургенева превратило все дело в fiasco[993], в позор и тем доставило нам всем много смеха и бесконечный источник толков. Роль Щепетильникова была изгажена, а Таратаев явился на сцену пьяным! По рассказам Полонского оказалось, что актеры точно подгуляли, и даже с Михайловым произошла полускандалезная история[994]. Пиеса «Соль супружества» прошла отлично. В 12 часов, после спектакля, я поспел к брату, где ужинал вместе с многочисленной компанией.
В среду, 8 числа, был день, исполненный многих происшествий. Утром я ничего не работал, а читал «Современник» и «Athenaeum». «Рудин» Тургенева понравился мне, но менее, чем я ждал. Точно, как говорит Писемский, объективности дара в Тург<еневе> нет, но сам субъект прекрасен, симпатичен и поэтичен. Обедал у Тургенева с Анненковым и новым московским гостем, Островским. Островского я уже