Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Классика » Повести. Дневник - Александр Васильевич Дружинин

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 149 150 151 152 153 154 155 156 157 ... 222
Перейти на страницу:
моему, снова увидел друга моего Ивана Сергеича в нравственно-безобразном виде, вроде того, в каком он был на ужине в день своего рождения. По поводу старого <...> Тютчева, беседовавшего с ним утром, наш Тургенев начал отпускать такие фразы, выражаться с таким мальчишеством, излагать мнения до того затхлые, узкие и непрактические, да сверх того накинул на себя такой фальшивый мрак, что испортил весь обед и нарушил общее увеселение. А компания собралась было хорошая! Анненков, российский Катон[972], был гораздо благоразумнее, хотя тоже городил вздор ни к чему не пригодный. Words! words! words![973] Я было с досады принимался спорить, но потом умолк, махнувши рукою!

Ездил с Гаевским к Марье Алекс<андро>вне, но она была в балете, а вместо нее нас приняла чета Волянских, люди, как кажется, хорошие и только. У брата ужинал при собрании многочисленной публики, но из нее понравился мне только Преображенский Козен, молодой человек весьма порядочный, ловкий на язык и вообще почему-то очень привлекательный.

Если бы Тургенев произвел на меня впечатление человека, искренно и от души городящего чепуху, я бы очень тому радовался, — кто не городит вздора и не ошибается? У всякого человека свои идеи, как свой нос, никто не имеет права резать этого носа. Но прикладным носам не надо давать пощады! А мне, к сожалению, кажется, что во всех вчерашних дифирамбах 9—10 фраз. Мне становятся понятны вечные споры Толстого с Тургеневым. Сам Тург<енев> сознается, что в нем живет фраза[974]. И кажется мне, — он не знает сам, до какой степени порабощен он гнилою, состаревшеюся фразою! Нет в нем серьезной строгости, практичности духа, и спокойной широты в убеждениях. И все-таки я люблю его ужасно, за то и сержусь.

Четверг, <12 января>.

Должно быть со мной осуществится басня о белке и орехах[975]. Вчера в маскараде, начиная с половины первого (до маскарада же я обедал у брата с Григоровичем, вечер же провел у Над<ежды> Мих<айловны>) я был занят до крайности, интриговал до истощения сил и получил приглашение любить от двух женщин. И все это доставило мне развлечение, некоторую обычную утеху самолюбию, сердца же не расшевелило, хотя у m-me Catherine, таинственной леди, зубы, губы и смех прекрасны, сама же она очень элегантна. Была и крошечная колдунья, знающая мои семейные дела и рядом с ними, proh pudor![976] авантюры с Надеждой Николаевной. В этой крошечной особе таится несомненный гений для маскарадных проделок, ясно, что я ее не знаю близко, что подробности обо мне знает она понаслышке, но сколько ума и такта нужно, чтоб их выведать, а выведавши, воспользоваться ими так ловко! Едва вырвался я около 4-х часов, одним из последних. Видел из мужчин Тург<енева>, Булгакова, Альбединского и с особенной радостью Долгорукова. А очень милый, откровенный, какой-то раздражающий смех у моей леди!

Поутру видел Некрасова. Гончаров ужасно доволен моей статьею о «Русских в Японии». А я вдвое.

Увы! из разговоров можно судить, что предстоящий мир не так еще верен, как говорили!

Пятница, <13 января>.

Утром был у Некрасова, видел Боткина, Чернышевского и познакомился с товарищем Толстого Столыпиным, литературным флигель-адъютантом. Пускай будет их побольше. Вообще, тон этих придворных господ страшно изменился за последнее время. Сообщено мне о том, как я ублажил Гончарова и Тургенева, одного статьей, а другого запискою. В статье о Гончарове есть две или три страницы a la Macaulay[977] о фламандцах. Эти заметки пишу я для себя, а оттого скромничать нечего.

А обед в клубе прошел великолепно: клуб, очевидно, всем нравится и становится тем, чем должно быть. Обедали из наших Кр<аевский?>, Иславин, Гаевский, Долгорукий, Зотов, Языков, Петров. Пили мое здоровье по предложению Языкова. Говорили за столом о новой пиесе Сухонина[978], о театре и актрисах, о Горбунове и вещи, для него написанной Соллогубом[979]. Потом был алагер из 11 персон, выиграли я с Долгоруковым.

Вечер покончил я некоторым чернокнижием.

Суббота, <14 января>.

Происходил у меня обед, довольно веселый, по случаю приезда Григоровича. Вечером он и я были у Пашиньки, кончили же у Некрасова. Гаевский и Марья Александровна напрасно прождали нас в этот день.

Воскр<есенье>, <15 января>.

В 7 часов вечера, когда я собирался за неимением лучшего к Марье Львовне, является какой-то господин, вида мне совершенно неизвестного. Оказалось, что это Салтыков, милейший мой товарищ[980], 8 лет проживавший в Вятке и ныне возвращенный из изгнания. Он женится — одним словом, разговор наш преисполнен был изумительными вещами. Я был рад страшно. Заезжали к Каменскому.

Понед<ельник>, <16 января>.

Сделал визит Юрию Толстому и не застал. Обедал у брата, вечер провел у Тургенева с многочисленной компанией и славянофилом Хомяковым в славянской одежде. Было скучновато на вечере. Взбесил меня вечером Каменский своею запискою. Мы согласились с Салтыковым быть у него во вторник, он просит переменить день, ибо играет в карты у Самсоновых. Если бы это был отдельный факт, оно бы ничего не значило, — но я (дай бог мне ошибаться) давно уже подмечаю в Каменском нечто неладное. Вот до чего доводит служба, чиновничество, конкубинат[981] и в особенности постоянная страсть к компании людей низшего с нами образования, людей, от нас зависящих и стало быть нам поклоняющихся! Вот и плод от компании Титова и разных чиновников. Товарища, 8 лет не виданного, меняют на карточный вечер. И почем знать, может быть, ссылка в Вятку уже скорей вредит Салтыкову в глазах Каменского? Увы! увы! а впрочем не увы! я благословляю судьбу, исторгшую меня из службы и дозволившую мне жить независимо.

17 января, <вторник>.

К удовольствию моему, я отчасти ошибся насчет Каменского, — дело устроилось, в среду обедают у меня, а в четверг вечер у Каменского. По обыкновению обедал у Некрасова, были там, кроме Боткина, Тургенев, Ковалевский, Гончаров и Чичерин, и Анненков. После обеда я немного спал под общий говор, спал и Гончаров, перед тем услаждавший нас рассказом о приезде провинциального племянника. А в понедельник вечером был раут у Тургенева по случаю приезда Хомякова. Народу набралось такое число, что от курения стоял столб дыма. Я ушел без ужина. Хомяков не произвел на меня ни дурного, ни хорошего впечатления. Одет он глупо, но говорит довольно умно, только черт знает о чем — о русских князьях, гласных и грамотах[982]. Чичерин, как специалист, ловил его неоднократно в поверхностных показаниях. Вечер же

1 ... 149 150 151 152 153 154 155 156 157 ... 222
Перейти на страницу:

Еще книги автора «Александр Васильевич Дружинин»: