Шрифт:
Закладка:
– Вы можете высадить меня здесь?! – закричал Антон, после того, как их машина, вылетев на Невский с Литейного, со скрипом колес по асфальту, снова задев какую-то припаркованную машину, а то и несколько, быстро понеслась по направлению к Площади Восстания.
– А куда мы едем-то? – снова прежний вопрос от водителя. Антон резко повернулся назад. Мигалки были уже совсем рядом. Но что было хуже всего, совсем близко за ними был и внедорожник, который они ударили по дороге и водитель которого, судя по всему, решил взять правосудие в свои руки.
– Московский! Вокза-а-ал!
– Ну так не доехали еще! Не ссы!
Через минуту они были уже на площади перед вокзалом.
– Здесь! – Антон ткнул пальцем в большую арку, которая вела с площади на вокзал. – Здесь высадите!
– Сиди!!! Сказал довезу – так довезу! – заорал в ответ водитель и машина, резко повернув, через три или четыре полосы, понеслась прямо в пешеходную арку. Народ разбегался по сторонам как тараканы. Какая-то бабка, торговавшая соленьями, завизжав отпрыгнула в сторону, и это было крайне правильным решением с ее стороны, так как через секунду машина, протаранив импровизированный прилавок из старого ящика с положенной на него поверху картонкой, разбрызгивая во все стороны рассол и раскидывая огурцы, рванулась прямо туда, где стояли поезда и электрички. В тот момент Антону казалось, что водитель, окончательно потеряв всякий контроль над реальностью, задумал выскочить на машине прямо на перрон и чуть ли не по рельсам поехать дальше в Москву (удивительно, но в тот момент водитель действительно думал именно так). Но, к великой досаде последнего, перед самым перроном была лестница. Машина влетела в нее на полной скорости, подскочила, выбросила из своих мест и водителя и пассажира и с диким скрежетом металла по асфальту опустилась на крышу уже сверху лестницы. Двигатель замолчал, больше не было уже слышно ни Шевчука, ни скрипа колес по асфальту. Казалось воцарилась полная тишина вокруг. Гул в ушах появился лишь потом, а за ним и слабые, будто доносившиеся откуда-то издалека крики.
– Пацан! Эй, пацан! – толкал его валявшийся рядом на перевернутой крыше водитель. – Ты жив?!
– Не знаю, – как-то неуверенно ответил Антон. Он посмотрел на свои руки, потом на ноги. Казалось все было на месте, что была само по себе уже не так и плохо.
– Приехали! Вокзал, как и просил! Можешь не благодарить!
– С-с-пасибо! – Антон отстегнул ремень и ноги его, болтавшиеся все это время сверху, опустились вниз, на крышу.
Тем временем к машине начал подтягиваться народ. Час уже был поздний, но как раз в это время откуда-то из пригорода пришла очередная электричка. Люди с рюкзаками, сумками, тележками подбежали к ним и начали им что-то кричать. Через несколько секунд Антон почувствовал, что они начали переворачиваться. Десятки трудовых рук начали переворачивать машину с крыши на колеса. Она скрипела, она трещала, она сопротивлялась со всей силы, надеясь, что здесь и сейчас ее мучения наконец-то закончатся, но шансов у нее не было – закаленный садоводческой жизнью люд, способный голыми руками ворочать валуны, способный выкорчевывать пни под будущие грядки с картофелем, помидорами или огурцами, способный как молодой Арни из «Командос» таскать на плечах бревна для срубов домов и бань, не имел в своем словарном запасе слов «невозможно» и «нельзя», и через несколько секунд разбитая в хлам машина, заскрипев как тонущее судно, с грохотом опустилось на колеса.
Антон оглянулся по сторонам. Там, у арки, через которую они таким элегантным способом заехали на территорию вокзала, уже стояли милицейские машины. Он не видел их, но видел синеватые вспышки от их мигалок на стенах арки. Через несколько секунд несколько человек в форме с пистолетами и автоматами выскочили из арки и бросились в их сторону.
– Я пойду! – Антон схватил свою сумку и был готов вылезти из машины как можно быстрее.
– Подожди! – остановил его водитель и наклонился вперед к открытой крышке бардачка. Он покопался там несколько секунд, нашел там какой-то белый пакет и всунул его в руки Антона. – Держи! Тебе это будет нужнее! – дальше он достал из кармана помятую пачку сигарет, достал из нее одну, последнюю, и засунул ее в рот. Вскоре в руке его оказалась зажигалка.
Антон без лишних вопросов убрал пакет себе в сумку. Он не хотел брать от этого человека ничего, но вой милицейских машин и бегущие к ним люди с оружием не оставляли ему времени на лишние разговоры. К тому же в салоне уже чувствовался резкий запах бензина и кто-то из тех, кто стоял рядом орал что-то вроде «нельзя», «бензин» и «сгоришь, дурак».
Антон дернул за ручку двери, но она не отрылась. Дверь заклинило, что было вполне объяснимо, принимая во внимание техническое состояние автомобиля; но снова десятки рук с усилием мощного гидравлического пресса приложили усилия, и дверь вывалилась на асфальт вместе с вырванными петлями.
– Как я могу тебя отблагодарить? – крикнул Антон водителю, уже наполовину высунувшись из машины. Он говорил ему уже на «ты». В тот момент он чувствовал, что этот странный неадекватный мужик в машине сейчас был единственным человеком во всем мире, которому он действительно мог доверять.
– Меня? – удивился водитель. Он опустил зажигалку вниз. – Тва-а-аю мать, парень! Меня тебе благодарить не надо. Ты лучше помоги кому-то другому.
– Кому?.. – не понял ничего из его речи Антон.
– Когда-нибудь ты встретишь того, кому помощь будет реально нужна. Помоги ему просто так, не за бабки, не за благодарность в трудовухе, как раньше было принято, не за отсос, как принято сейчас, а так, просто потому что ты можешь, а ему надо. Понял? Ведь добро, Тоха, оно к людям обязательно возвращается!
– Сиде-е-ть! Вы мне машину испортили, су-у-у-ки! – через водительское окно в салон машины вдруг наполовину втиснулось тело какого-то персонажа в малиновом пиджаке. Его лысая башка и свороченный на сторону нос как бы намекали на то, что это был не типичный представитель садоводческой интеллигенции. Он схватил Антона за ворот промокшей грязной куртки своей здоровенной, украшенной золотыми перстнями ручищей. – Да вы знаете кто я?.. Да я вас тут всех ща-а…
Но договорить он не успел. Именно это исковерканное «ща-а» и стало его ахиллесовой пятой, ибо в тот самый момент, когда
