Ричард Краус не был вызван для дачи показаний.

Присяжным потребовалось шесть с половиной часов, чтобы вынести обвинительные вердикты по всем пунктам обвинения. Шоукросс был приговорен к 250 годам лишения свободы. В округе Уэйн суд не проходил.

По рекомендации Крауса медики исправительного учреждения «Салливан» в Фоллсбурге прописали своему новому заключенному дополнительный прием витамина В6 и цинка, и через несколько месяцев Шоукросс отметил, что такая терапия помогает «успокоить мой характер». Однако в суматохе переполненной тюрьмы прием этих добавок вскоре был сокращен, а затем и вовсе отменен. Убийца написал, что он снова чувствует в себе злость.

Друзья спросили меня, что я чувствовал к этому парню после того, как все закончилось. Ну, мне многое в нем нравилось, но мне не нравилось то, что он делал. Он мог быть довольно обаятельным – ироничным, забавным, внимательным. Он любил поболтать с мальчиками, выпить кофе, порыбачить и поохотиться, пофлиртовать с официантками. При всех своих физических и психических проблемах он старался быть обычным парнем, совсем не неприятным.

Я также помню его как жалкое существо – у него никогда не было будущего, он жил здесь и сейчас и в своих фантазиях. У него была глубокая внутренняя потребность быть Рэмбо, убивать врагов, сжигать их женщин. Я не уверен, что он смог бы выжить без этой веры. Это было его «достижение», как он сам выразился.

После того как я составил отчет, меня втянули в беседы с несколькими моими коллегами по психиатрии. Я сказал им, что мне потребовалось пятнадцать месяцев, чтобы начать понимать Шоукросса, и написать отчет в двадцать тысяч слов, чтобы объяснить то, что я узнал, и то я все еще не полностью уверен в своих выводах. Я подчеркнул все то, чего мы до сих пор о нем не знаем и, вероятно, никогда не узнаем. Я подчеркнул, что серийным убийцей его не сделал только лишь криптопиррол, или лишняя Y-хромосома, или определенные психологические и неврологические недостатки, или своеобразный социопатический панцирь, сформировавшийся в то время, когда он был ребенком-изгоем. Он убивал из-за сложного набора причин, в котором играли роль все эти факторы, а может быть, еще и другие. Именно весь этот «набор» превратил его в убийцу, начиная со случайности его зачатия, приведшего к появлению на свет.

Кто способен постичь каждую деталь нашего поведения? Драматург Теннесси Уильямс говорил про написание сценариев: «Должна оставаться некоторая тайна». Он мог не волноваться на этот счет. В любом исследовании человеческих существ обязательно остается некоторая тайна.

Меня всегда будет беспокоить дело Шоукросса – ведь гибель невинных людей, страдания жертв и их близких, все это можно было предотвратить. С самого детства об убийце было известно очень много. Странности у него начались со второго класса, а может, и раньше. В тюрьме эксперты неоднократно предупреждали, что он опасен. Несколько анализов показали бы причину этого.

Моя самая большая надежда заключается в том, что люди извлекут уроки из этой истории. Что, если ваш шести– или семилетний ребенок ведет себя как «чудик» – как навязчивый, жестокий, невосприимчивый дикий зверь у вас в гостиной? Не стоит ли провести несколько исследований? И если анализы показали тот же самый общий профиль, не стоит ли внимательно последить за этим ребенком, дать ему некоторые дополнительные рекомендации и отправить на психотерапию? Разве это не важно?

Разве это не могло бы спасти чью-то жизнь?

Я постоянно думаю – какая это душераздирающая история. Джек Блейк и зола в подошвах его ступней. Карен Энн Хилл и ее кролик. Стольких жертв объединила болезнь: проститутки, некоторые с психическими расстройствами, некоторые со СПИДом, работающие на улице ради сутенеров и своих привычек. Все эти люди слились в маленькое серое сплетение несчастий, болезней, бедности, зависимостей, отчаяния.

Так что это история об очень многом, но разве, по большей части, она не печальна?

Эпилог

Большую часть фотографий Карен, своей убитой дочери, Хелен Хилл потеряла во время пожара. Немногие уцелевшие снимки почернели по краям и хранились в запечатанном пакете вместе с обугленным извещением о похоронах. От пакета исходил слабый запах сгоревших цветов.

– Я чувствую запах каждого лепестка, – сказала мать, – особенно роз и гвоздик. – Она немного картинно выдохнула, когда гость уловил сладковатый пыльный запах и кивнул.

– О, – взволнованно сказала она, – вы тоже чувствуете? Выходит, не только я?

Карен было бы уже около тридцати, если бы она осталась жива, но для меня ей всегда есть и будет восемь лет. Ее убийство все еще реально, все еще пугает. Я так и не оправилась от страха с той самой ночи, когда отец Дост сказал мне, что она мертва. Я спешу домой с работы и резко захлопываю дверь. Когда я дома, мне никто не может навредить, меня никто не может тронуть.

Я не верю ни в рай, ни в ад, но у меня есть ощущение, что Карен ждет меня. Я не знаю, где именно. Не знаю, сможем ли мы увидеть друг друга, смогу ли я взять ее к себе на колени и сказать, что люблю ее. Может, мы просто будем вместе как две души. Но я снова увижу свою девочку.

Да, я хотела бы, чтобы Артур Шоукросс был мертв. Чтобы он не причинил мне этих мучений. Мне так жаль семьи, которые пострадали от него. Когда я увидела газетную статью, в которой рассказывалось о жестоком отношении людей на севере штата Нью-Йорк к его родителям, я стала думать о его матери. Я подумала, что она еще одна жертва, такая же, как Карен. Поэтому я узнала номер ее телефона в справочной и позвонила.

Как только она ответила, я услышала боль в ее голосе. Она спросила:

– Еще один репортер? Мне нечего сказать. Оставьте меня в покое.

Она заплакала. Я подумала, что в эти дни ей не остается ничего другого, как только сидеть без дела и плакать. Мое сердце забилось в груди.

– Миссис Шоукросс, – сказала я, – я не репортер. Я – Хелен Хилл.

– Кто?

– Я мать Карен Энн Хилл.

Она рыдала и рыдала, и я тоже вместе с ней.

Я сказала:

– Я звоню не для того, чтобы причинить вам еще больше боли. Я думаю о вас весь день.

Она сказала:

– Ох, моя дорогая, какой ужас вы пережили.

Мы обе еще немного поплакали. Потом она снова заговорила, но уже другим голосом, напряженным, настороженным.

– Мне звонили репортеры, пытались одурачить меня. Это действительно вы, миссис Хилл? Это действительно вы?

Она так тяжело дышала, что едва могла говорить. Позже я узнала, что у нее были проблемы с сердцем.

– Да, это я, миссис Шоукросс, – сказала я. – Наверное, мне следовало позвонить вам много лет назад, но я не могла.

– О,