Шрифт:
Закладка:
Так Сабрина вроде не жена кого-то из моих друзей. Да и вообще не замужем… Все равно нельзя? А что в этом дурного? Гораздо хуже, если бы я совсем никого не желал. Таких зовут импотентами. И еще добавлю: импотенция физическая напрямую связана с бессилием духовным, творческим. Тот, кто не может возжелать женщину и обладать ей, не в состояний мечтать, окунуться в романтический флер блаженных грез. И уж коль он не в силах произвести на свет даже ребенка, то о каких свершениях тогда можно вообще говорить? Уродство физическое и духовное произрастают от одного корня. Иначе и быть не может.
Короче Говоря, не нашел я ни в деяниях, ни в мыслях своих ничего дурного тем вечером, а значит, и каяться было не в чем. Разве только в том, что не усмотрел за своим псом, и он теперь вот лежит и страдает. Но то было вчера… И Тем более вроде как покаялся в том, сопереживал, отвез к врачу, сегодня вон перевязку сделал. Что еще? Или нужно тёперь каждый день биться головой о пол и каяться до тех пор, пока Джой не поправится? Только поможет ли ему это? Эта загадка оказалась мне не по плечу. Не настолько искушен в вопросах духовных, чтоб на любой из них ответ дать. Вот окажусь на том свете, тогда и узнаю обо всех своих прегрешениях. Там наверняка разъяснят и воздадут должное. С этими вот неразрешимыми думками и заснул…
3
Абзац первый
Разбудил меня негромкий стук в окно. Отодвинул занавеску, глянул… Мужик какой-то стоит… А кто, не разобрать. Пошел, открыл дверь, и в дом пробрался не кто иной, как Дед собственной персоной. Легок на помине. Недаром говорят, хорошего человека только помяни, как он тут как тут. Деда же я, несомненно, относил к людям хорошим. Другое дело — жизнь его не особо жаловала и ножку часто подставляла, но ведь не скурвился, не возненавидел всех и вся кругом..
Пропустил его в дом и поинтересовался:
— Что стряслось? Если за выпивкой, у меня все одно нет…
В ответ он только махнул рукой и выдал непереводимую тираду в адрес кого-то там, приводить которую мне даже неловко.
— Говорил Вакуле, нельзя так печку жарить до полного распыла, вот оно и полыхнуло… — сбивчиво объяснил он мне причину своего прихода.
— Где полыхнуло? — не понял сразу. На дворе лето в разгаре, и о какой печке шла речь, не мог себе даже представить.
— Да ты башку-то высунь во двор, увидишь где и как… Все к чертям собачьим погорело! В чем был в том и выскочил…
Пошел к окну и увидел всполохи, поднимавшиеся со стороны дома Вакулы, а чуть подальше мигалку на крыше пожарной машины и силуэты людей.
— Так скажи толком, где загорелось? Дом, что ли?
— Говорю тебе, баню топили и так раскочегарили, ажно потолок занялся, а оттуда и на дом перекинулось. Все мои инструменты прахом пошли, топор только и успел схватить. Пожарники примчались, да куды там, столб электрический через дорогу и тот запластал как свечка.
Подошел к выключателю, щелкнул несколько раз, точно, света не было. Значит, придется сидеть без электричества, а это обычно надолго.
— А кто кочегарил? Сам Вакула или другой кто?
— Да парнишка седня с города пригнал, передал, Вакула едет с компанией, велел мне баньку, как обычно, растопить. Ну, я все чин чинарем изладил, воды натаскал. Они все пьянущие приехали и айда сразу в баню. Жара мало им показалось спьяну, подкинули дровец раз. Мало! Еще жахнули. Не то. И сколь раз они подкидывали, сказать не могу. А оне у меня, сам знаешь, сухие, что порох. Аж к стенкам прикоснуться невозможно, жжет до волдырей. Решили переждать, набаловались, мать их так, в дом пошли и опять к столу допивать. А водяры чуть не два ящика принесли. Половина из них вырубилась скорехонько. Не заметили, что одного нет. А он там остался, в бане. То ли уснул, то ли ноги не слушались…
— И что с ним? — перебил старика. Успел выскочить? Или как?
— В том-то и оно, там остался, сгорел, — Дед снял шапку, с которой не расставался ни зимой, ни летом, подсел к столу, вытер вспотевшую лысину и спросил: — Так у тебя, говоришь, выпить ничего нет? Мне бы сейчас не помешала стопочка-другая… Мужика бы того помянули…
Тут только до меня дошло, что в пожаре погиб человек и станут искать виноватого, а Дед, с его ходками, самый подходящий кандидат на очередную отсидку. Вот оно все как обернулось…
— Да ладно тебе с выпивкой, тебе, сейчас трезвее трезвого надо быть. Милиция-то приехала?
— А то как, там, шарят в головнях, ищут что да как… Я их как увидел на подъезде, к тебе сразу и подался. Схорониться мне бы на время, а то ни паспорта, ни прописки, загремлю по новой к хозяину, и к бабке ходить не надо…
— Да живи, места хватит, мне не жалко. Так они ведь и сюда придут. Что им говорить буду?
— Ты мужик не глупый, найдешь что сказать, — ухмыльнулся он. — Скажешь, мол, родственник или еще кто с города приехал… Тебе поверят…
Так-то оно так, но ведь есть и другие, всем на рот платочек не накинешь, все одно сдадут как есть.
— Теткам нашим успел сказать, когда на пожар прибежали, мол, не видели меня в глаза и чтоб помалкивали. За них не думай худого, они привычные к таким делам, почти у всех мужья или родня через отсидку прошли, те не продадут… Мало я им добра сделал. Разве что Вакула по пьянке проболтается, у него язык, что помело, нагородит чего ни попадя…
Ситуация была и впрямь непростая. По всем статьям выходило, что в причине пожара виноват хозяин, за которого себя и выдавал бывший кузнец. Но он явно не захочет подставлять свою голову, а, как обычно, попытается свалить это на кого-то. А тут Дед — лучшая кандидатура, других и искать не надо.
Абзац второй
В подлости Вакулы я нисколько не сомневался, поскольку она была у него в крови и плоти. Уродился ли он таким или самостоятельно выбрал кривую дорожку, но не было в деревне ни мужика, ни бабы, кого бы он не обидел. Мог наобещать привезти дрова или что из города, взять деньги вперед, а потом делать вид,
