есть клятва, а клятва от проклятия отличается лишь небольшим и легко убираемой приставочкой. Так и люди, приставят к себе что-нибудь этакое, значимое и ну народ пугать. Но стоит в него вглядеться, тьфу, пустое место. И слово сказав, думать надо, к чему его приставлять и чего стоит после того опасаться.

Абзац девятый

Не знаю, чем бы закончилось наше совместное чаепитие с госпожой грумершой, но щекотливую ситуацию разрешил хриплый гудок из неожиданно подъехавшей к моим воротам машины. И Сабрина скорей обрадовалась, чем расстроилась сигналу, начала поспешно прощаться, ссылаясь на неотложные дела в городе. Уже на ходу назвала цену своей услуги и тут же добавила, что если у меня нет при себе наличных денег, она готова подождать или, выразительно кивнула на стоящую банку со свежим медом, может принять дар с полей в качестве причитающегося ей гонорара. Деньжат у меня при себе и впрямь было кот наплакал, а цена медовой банки почти в два раза превышала стоимость ее услуги, но делать нечего, согласился. И тут же тонко намекнул, что буду ее ждать на очередную перевязку. Не знаю, поняла ли она мой тонюсенький намек, поскольку дернула плечиком, а потом кивнула и неопределенно обещала появиться в ближайшее время.

Неопределенное время встречается не только в русском языке, куда гораздо чаще в быту. Это когда один говорит: «Заходите», а другой отвечает: «Непременно». На то мы и изъясняется по-русски, чтоб черпать из него разные там тонкости. И не только произносить фразы неопределенного времени расплывчато и витиевато, через запятую и многоточие, когда сказанное, а то и сделанное ни к чему не обязывает.

Проводил гостью до ворот, открыл калитку и увидел рядом с ее цвета красного перца аккуратной иномарочкой раздолбанную «пятнашку, с внушительными вмятинами по всей поверхности кузова от частых соприкосновений с различными внешними предметами». Рядом с ней нетерпеливо переминался с ноги на ногу бритый налысо водила с красноречивой наколкой под расстегнутой чуть ли не до пупка замызганной рубахе. Сперва любезно распрощался с Сабриной, еще раз предложив заезжать, когда ей заблагорассудится, и лишь потом повернулся к сгоравшему от нетерпения чужаку, приехавшему к моему дому явно по ошибке. Так и оказалось.

Самое интересное, он был всецело поглощен созерцанием садившейся в машину Сабрины, а в мою сторону даже не взглянул. Меня это покоробило и, ни слова не говоря, направился к калитке, чтоб уйти обратно. Но в этот момент парень наконец сообразил, что стоит и на меня обратить внимание, и крикнул мне вслед:

— Слышь, братан, — начал он без всякого приветствия, — тут где-то у вас дедок окопался, дай наколку, а то за…ся тарахтеть по вашей деревне.

Он нарочно произнес слово «деревня» с буквой «е», выказывая тем самым полное неуважение не только ко мне лично, но и ко всем ее жителям.

— Коль окопался, значит так нужно, — проигнорировал его выпад. — Свои знают где, а чужим он вряд ли рад будет. — И добавил, кивнув на его тачку: — Сама едет или толкать приходится?

Парень, несмотря на внушительную татуировку, был не более как чьей-то шестеркой, посланной с мелким поручением. Такая гопота время от времени появлялась в нашей глуши не столько для того, чтоб украсть что-то, а чаще всего в поисках ставшей редкостью конопли, а если повезет, то и маковых головок, неведомым образом вылезавших, словно по мановению волшебной палочки, то в одном, то другом деревенском огородике. Хозяева, увидев такой подарок, спешно его уничтожали, чтоб не обсеменился и не привлек страждущих до дури охотников. Подозревали, то сами наркоши втихаря и кидали семена в отдаленные, недоступные постороннему взгляду уголки, а потом наведывались с проверкой, будоража своим появлением осторожных и на склоне лет вдвойне бдительных пенсионеров, составляющих основной контингент деревушки. Но бороться с рыщущими по окрестностям наркоманами было бессмысленно, а потому терпели как неизбежное зло. Тем более ни одного из них ни разу не застали за покражей чего-то мало-мальски ценного. Да и сами они были тихими, прибитыми какими-то, хорошо понимая людское отношение к их промыслу. А потому тут же исчезали, как осенний морок под лучами солнца, стоило лишь кому-то кышкнуть на них.

Вот и этот бравый на вид хозяин «пятнашки» тоже косил глазами по зарослям лопухов и крапивы, густо окружавших мои владения. И я сомневался, стоит ли ему говорить, где находится дом того самого «деда», куда частенько наезжали буйные компании с полными баулами, топили баню, парились и не покидали деревенских пределов, пока не допивали до капли все привезенное с собой спиртное. Но и скрывать его местонахождение тоже не имело смысла, может, он старику привез что важное и тот, узнав, что я не указал куда ехать, может разобидеться. Да и не скажу я, укажут другие. Потому показал на невзрачный домик, стоявший наособицу от остальных деревенских строений, ткнул пальцем в его сторону. Не поблагодарив и не сказав ни слова, парень запрыгнул в машину и, резко развернувшись, едва не отдавив мне ноги, уехал. Вот и делай после хорошее людям. Ладно, если как моего пса хромым сделают, а то может все обернуться и более плачевно…

Абзац десятый

Домик, куда стремительно рванул чей-то посыльный, несколько лет тому назад занял, никого не спросясь, бывший кузнец, прозванный за свою прежнюю профессию Вакулой. Он строил из себя крутого мужика, прошедшего и Колыму и Магадан и при встрече неизменно интересовался: «Куда тропу тянешь?» Эта фраза тоже должна была сама за себя говорить о его причастности к уголовному миру. Хотя, по моим сведениям, закрывали его лишь один раз на пятнадцать суток за буйство в собственном семействе. Его жена, к слову говоря, адвокат, спровадила муженька в кутузку, дабы ума набрался и не распускал больше рук. Когда-то он занимался штангой, силенку имел, спокойно поднимал передок «москвича», а тем более «жигуленка» и связываться с ним желающих пока что не находилось. Потому его россказни о зонах, пересылках, вологодском конвое, что метелил всех не по-детски, воспринимали с легкой усмешкой и в спор не вступали. Хотя каждый считал своим долгом назвать его за глаза вруном, сказочником, балаболом.

У того и впрямь язык был хорошо подвешен, и он знал столько разных присказок, впору записывать и издавать крупным тиражом, раскупили бы нарасхват. Изрядно набравшись, Вакула обычно орал, что его не раз предлагали короновать, то есть сделать «вором в законе», но вот узнав, что он женат, решили повременить. Уйдя на пенсию по «горячей сетке», он тут же нашел себе простой