Шрифт:
Закладка:
Мама называет такую кончину идеальной. Ар очень убит, не хотел меня вызывать, зная как мне трудно. Сказал, что если бы не так ушел отец, то всю жизнь бы страдал. Крещу Вас, родной. Все сделаю, чтобы оправиться и приехать.
[На полях: ] Светло вспоминаю дни в Париже.
Напишите мне тотчас, как Вы себя чувствуете.
Сижу тут539.
121
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
29. IV.46 г.
Милый и дорогой Иван Сергеевич,
Сегодня Ваше письмо540. Какой ужас, что Вы так больны. Я очень за Вас страдаю. Вы должны очень беречься, т. к. это не шутка. Как же Вы должны были перемогаться все это время, а я-то и не догадалась. Конечно, потому Вы и «разговенье» так не по-Вашему «вяло» провели, а я-то, глупая, еще обижаться вздумала. Не знаю, что теперь лучше. Сегодня заказала билет на прямой поезд 7-го мая. Думаю, что лучше не откладывать. От М-me Первушиной письмо, она ждет меня тоже. Я думаю лучше не останавливаться у Вас. Не из-за меня, а для Вас. Вам хлопотливо. Я буду приходить к Вам, коли хотите. Что говорит доктор: когда можете поправиться? Если Вы считаете мой приезд 7-го мая несвоевременным, то телеграфируйте немедленно. Я тревожусь и за маму — у нее был (да еще и есть) тяжелый ишиас. Чуточку лучше. Но домашние провожают меня, а откладывать, думаю, невыгодно. Оттяжка и для отдыха мамы, да и дел впоследствии будет много. Не буду торопиться к приезду американцев, хочу оттянуть, а то не вытяну. У Первушиных на природе. А Вы, надеюсь, тоже скоро оправитесь. Жду ответа от Вас. Если не ехать, то телеграфируйте.
Я устала. Пишу с мыслью, что м. б. кто-нибудь Вам прочтет эту писульку, если у Вас все еще болит глаз.
Крещу Вас, родной, будьте здоровы. Ваша Оля
122
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
2 мая 46 2,30 дня Четверг Фоминой недели
Большое солнце. — Ты в нем! Ты — во _в_с_е_м, для меня, моя нежная, моя светлая! И _в_с_е_ — для меня — в тебе, в Тебе, только. Это я крепко познал теперь. Аминь.
Олюнчик-родная, какая радость мне твои два письма сегодня!541 Одно тревожное — за тебя, о тебе, — силы твои, здоровье, страшусь надрыва в тебе, который — страшусь — мог бы закрыть от тебя возможную, как последствие всего, слабость, вдруг скажущуюся! Спаси Бог. Как же я счастлив, что я не чужд тебе, теперь, когда ты увидала меня во всей моей неприглядности… когда я как бы себя утратил… ибо я _п_о_ч_т_и_ утратил себя, не тот был _н_а_ш_и_ — смутные — и пресветлые дни встречи. Я был _у_ж_е_ не в себе, с первого же дня, пятницы… и мало сознавал это. Еще ее среды чувствовались болезненные волны в голове, справа, как бы «уколы» грозящейся болезни… Что _э_т_о_ было? М. б. я, — за несколько дней пред тем, перебирая старые письма архива… — и _ч_е_г_о_-то стережась! — загрязненными руками касался глаза, лица… м. б. простудился, моясь в кухне в Вербное воскресенье? или на улице… — не знаю. Но было жестоко-погрозившееся — _п_о_т_о_м, уже в разгоравшемся пожаре, который, Милостью Божией и удивительным чутьем и знанием Клары Крым был остановлена. Ведь я в ночь на Св. День — _г_о_р_е_л! не зная температуры… И то, что меня выплескивало желчью, показывает на грозившее мозговое заболевание… Ты, твое _я_в_л_е_н_и_е, удержало меня на ногах и в сознании… — и эти наши дни — которые я видел и _н_е_ сознавал… — как сон… с прорывами _с_в_е_т_а. Ведь я не всем собою тебя _с_о_з_н_а_л! И теперь, перебирая все в освежившейся памяти, содрогаюсь… я даже не похристосовался с тобой яичком!.. Но я каждый миг хранил Тебя… ты была в моей душе, во всем _м_н_е. Ты была светом, который мешал надвигавшейся _т_ь_м_е_ во мне. И Ты меня удержала, я это знаю. За-держала… на пороге. О, счастье мое, о свет мой! Будь же благословенная, Светлая! Ты прелестна. Ты — _в_с_е. Без тебя _н_е_ _м_о_г_у… _н_е_ _ж_и_в_у. Н_е_ _б_у_д_у, не хочу. Н_е_ _с_м_е_ю — быть. Но я и не хочу решительно, чтобы ты снисходила и жалела. Не хочу быть «ухоженным», «жалким». Вот почему я всегда «отмахивался»… — я не мог допустить, чтобы ты узнала мою жалкость, мою, условную хотя бы, неприбранность, неубранность и беспорядочность житейского обихода. Я хотел бы остаться для тебя тем же уверенно владеющим своим наружным бытием, каким я сознаю себя — и поселе — в полной силе и власти в творческом труде, где я — я, крепкий, стойкий, прибранный и приглядный, знающий, _ч_т_о_ и для чего, и во-имя _ч_е_г_о_ тружусь, иногда вдохновенно! Потому что берегся я дать твоим чутким чувствам зрелище неприятное, отталкивающее — видеть житейскую мою, порой, беспомощность и неприглядность. Я хотел быть в твоих глазах — таких, и душевных — нетронутым, свежим… — во всем — и в бытии, и в творчестве. И вот, т_а_к_ случилось… — и — маленькой радостью даровано мне было уберечь тебя от вида моей распластанности в недуге… на волоске все висело… до 9 ч. вечера 22-го — 22!!!!!!! — помни, 22 июня 36? — когда _с_в_е_т_ ушел542. В_с_е_ — для меня — зна-ме-на-тельно! Я увидал весь _у_з_о_р_ — предопределенный — во всем, до мелочей. Вду-майся… цветок ты дивный! И я… — весь в тебе! — я не нашел ни слов, ни сил, ни сознания! — сказать, показать тебе, _ч_т_о_ Ты для меня! И… Ольга! — я в этом не виноват, я плачу, вспоминая… я как лунатик… _б_р_о_д_и_л_… _о_к_о_л_о_ тебя… вдруг приходя в себя, вдруг — _с_о_з_н_а_в_а_я, _к_т_о_ _с_о_ мной… Сном ты ко мне влетела, сном — пропала… И в церкви, и в Святую Ночь… — как скованный, но влекомый твоею силой… О, этот понедельник!.. когда я депешу543 — полоску эту — принял за пневматичку..! Мог и забыть о _н_е_й. И люди, которых я не видел… только — _ш_у_м_ы. И только — твоя Душа — во всем. Вот та _с_и_л_а, которая Милостью Господа, меня держала… чтобы я не _у_п_а_л, не обнаружил — _о_т_с_у_т_с_т_в_и_я_ моего в людях… И трескотня болтовни Вигена… когда я валялся бессильно в своей «нише»… чувствуя, что сейчас эта святая сила оторвется от меня, с болью Для меня, с кровью для
