Прерванный полёт

Муха взлетела в небо, и попала в птичий клюв.

Прогресс

Никогда ещё Крякин, не думал так, как думал теперь. А теперь он думал, так, как никогда не думал раньше. На лицо, значительный прогресс.

Всё относительно

Горемыкин, взял лист бумаги, и задумался. Он думал, но ничего придумать не мог. Тогда он написал. — Жизнь моя, пуста, и бессмысленна. Моё рождение, было ужасной ошибкой. Ошибкой, которую, невозможно исправить. Но… — Горемыкин задумался, посмотрел, на стену, по стене бежал таракан. Он был продолговатый, и одинокий, как, забытый на грядке огурец. — Вот… — продолжил Горемыкин. — Таракану, и тому живётся лучше меня. Он свободен, от всех тех проблем, которые одолевают меня, как мухи, и комары, которые одолевают, меня, в летнее время года. — Таракан, перебрался на стол, и замер, шевеля рыжими усами. Горемыкин стал смотреть на таракана, а таракан, на Горемыкина. Наконец, Горемыкин, не выдержал, и прихлопнул таракана, тапком. Таракан, превратился в грязное пятно, на столе. Горемыкин, посмотрел на пятно, и написал. — Всё-таки, таракану, повезло меньше, чем мне. После чего, Горемыкин, лёг спать, и уснул, со счастливой улыбкой на лице.

* * *

Мир перевернулся с ног наголову. Или вернее, слетел с катушек, размозжил себе голову, рассыпался на множество, мелких осколков. Краски смешались между собой, вкусовые ощущения спутались, сладкое стало солёным. Горькое — кислым, ну а кислое превратилось в такое, что лучше не упоминать о том.

Всё стало не тем, чем было раньше, а ринулось к новым проявлениям, порой, таким, странным, что и слов не подобрать, поскольку и от слов остались одни лишь междометия. Да и те, крайне не приличные. Впрочем, и приличия изменили свою сущность. Теперь всё неприличное стало приличным, а приличное наоборот.

* * *

На жёлтом лице, засветились, глаза оконных лампад. Тёмное небо пролилось на крыши домов, и звёздная борода успокоила, измученные дневной суетой маленькие, человеческие души. Они были настолько маленькие, что помещались на его ладони. Он поднимал их к своим глазам, и долго всматривался, в них. Потом взмахивал рукой, и бросал их в тело, матери. Мать принимала их, напитывая своей влагой, до тех пор, пока они не становились большими. Тогда они начинали увеличивать свои желания. Желания становились настолько огромными, что уже не умещались в них. И распространялись вовне, до тех пор, пока не заполнили собой весь мир.

Случай

Выловили в обводном канале странную рыбу. Рыба была настолько странная, что и на рыбу не была похожа. Поговаривают, что и не рыба это была вовсе. А так, не известный науке феномен. Такой, что его даже отправили, учёным, для изучения сего явления. Под этот случай, были, выделены деньги, и не малые. Вот только с этим случаем вышел казус.

Дело в том, что сей феномен, до учёных людей так и не дошёл, пропал, а вместе с ним, пропали и выделенные на его изучение деньги. Что послужило рождению массовых слухов. О таинственной чудо рыбе, якобы выловленной в обводном канале, но сбежавшей от рыбаков, и скрывшуюся, под видом некого чиновника, живущего, теперь в богатом особняке, и разъезжающего в дорогой машине, по невскому проспекту.

Мысль

Иногда, я забиваюсь в тёмную, узкую кладовую, похожую более на гроб, чем на подсобное помещение, и сижу там, до тех пор, пока не почувствую в себе желание, выйти на свет божий. Бывает, я провожу там по несколько часов, а бывает, и дней. В один из последних моих пребываний, в царстве, пыли и забытых вещей, я вдруг пришёл к ясной и светлой мысли. Не смотря, на ту тьму, в которой я находился всё это время. Мысль эта отличалась от других моих мыслей тем, что не была похожа ни на какую мою прежнюю мысль. То есть эта мысль, можно с уверенностью сказать, была девственна. И сама эта девственность, была её сутью, которую, я и попытался сразу изложить на бумаге. Вот только девственных слов для изложения, столь девственной мысли я не нашёл. Чем был крайне расстроен, и в следующие несколько дней, не брался за перо.

* * *

Отец Анатолий ловил рыбу в пруду. А рыба плавала в небе. И у отца Анатолия не клевало. Тогда отец Анатолий забросил снасть прямо в небо, и поймал луну. И в небе, стало темно.

* * *

Сергей Сергеевич, купил на рынке грибы, съел их, отравился и умер. А его собака не ела грибов, потому и осталась жива.

* * *

Огромная, серебряная звезда сорвалась с неба и больно стукнула меня по лбу, так, что у меня на лбу вскочила большая шишка, с тех пор, я и хожу со звёздной шишкой на лбу.

* * *

Я сижу на лунном серпе, свесив ноги вниз. Серп тонкий и острый, такой острый, что я изрезал себе об него свои штаны. Но я всё равно буду на нём сидеть, так как, сидеть тут больше, не на чем. Кругом одни звёзды.

Та- б-б-бу-у-у- р-р-е-е-т-к-а-а

Надеюсь, я не буду слишком навязчив, произнося в вашем присутствии слово — табуретка — десять, или даже тридцать раз подряд. Но поверьте мне, это не для того, что бы привести вас в замешательство, или вывести из себя. И не от своего скудоумия, я повторяю одно, и тоже слово множество раз подряд. А от того, что мне очень нравиться звучание этого слова. Вы только послушайте — та-б-б-бу-р-р-ре-т-т-ка-а-а. и так тридцать раз подряд.

* * *

Жила была работница почты. И понесла она однажды бабушке пенсию. А по дороге на неё напала инфляция, и съела всю бабушкину пенсию. А к бабушке инфляция не пошла, потому, что бабушка не вкусная.

* * *

— Сколько я тебе говорила, вынеси ёлку, а ты кактус вынес. Зачем?!

— Ёлка мне не мешает, а на кактус я всё время натыкаюсь, когда в окно выглядываю.

Видимость

Эта лодка ещё держалась на плаву. Она была по-прежнему изящна, и восхищала всех своими тонкими линиями. Парус её хлопал на ветру. Киль гордо разрезал морскую волну, белоснежные борта покачивались, в небесной синеве. Но в трюм уже сочилась вода. Прогнившие перегородки, едва сдерживали, её