Шрифт:
Закладка:
Он. Ну, вот, вы опять повторяете.
Они. Тебе кажется… тебе кажется… тебе кажется…
Он. Я что, сумасшедший?
Они. Сумасшедший… сумасшедший… сумасшедший…
Он. И давно?
Они. Давно… давно… давно…
Он. И что теперь делать?
Они. Слушать нас… слушать нас… слушать нас…
Он. Но вы всё время, всё повторяете.
Они. Не всё время… не всё время… не всё…
Он. Странно всё это. — Уходит.
— Он ушёл.
— Обиделся.
— Это всё из-за сливы.
— Да.
— Кому вообще пришло в голову дать ему сливу?
— Ему.
— Нет.
— Ей.
— Нет.
— Им.
Они. А что мы ещё могли дать, когда, яблока не было… не было… не было… закачались они.
— Грушу.
— Персик.
— Тыкву.
— Арбуз.
— Причём тут арбуз?
— А причём тут яблоко?
Они. Не знаю… не знаю… не знаю…
— Это не выносимо!
— Я так больше не могу.
— Он совсем измучил нас, своим яблоком.
— Так дальше жить нельзя.
— Мы должны, что ни будь сделать.
Они. Что ни будь сделать… что ни будь сделать… сделать…
— Что?
— Сказать!
Они. Гениально… гениально… гениально…
— А кто скажет?
— Может быть ты?
— Нет.
— Тогда может ты?
— И я нет.
— Тогда кто?
Они. Мы… мы… мы… — Снова зашелестели голоса, и пространство закачалось вокруг них.
Снова входит он. На его ладони косточка от сливы.
Он. Вот. — Сказал он, протягивая им кость.
Они. Что это… что это… что…
Он. Это косточка от сливы.
Они. От сливы… от сливы… от сливы…
— Он принёс нам кость.
— Какая чёрная неблагодарность.
— После всего, что мы для него сделали, швырять в нас, нашей же костью…
— Неприкрытое хамство.
— Он должен, наконец, сделать выбор…
Они. Выбор… выбор… выбор…
— Да. Или мы, или эта кость!
Они. Кость… кость… кость…
— Причём тут кость?
Они. Причём тут кость…при чём тут кость… при чём тут кость…
— Замолчите!
— Он ещё здесь.
— Стоит и смотрит на нас.
— Может быть, он передумал?
Они. Он уже всё решил… всё решил… решил…
Он зажимает кость в кулаке, и она пускает росток. Росток выходит из кулака, и тянется к солнцу. Корни просачиваются сквозь пальцы, и тянутся к земле, опутывая его.
Они. Он превращается в дерево… дерево… дерево…
Вскоре он становиться стволом, руки ветвями, на ветках появляются, цветы, потом сливы, много слив. Они спеют, и падают на землю, брызгая соком.
— Какие спелые сливы.
— Очень спелые сливы.
— Прекрасные сливы.
Они. Прекрасные… прекрасные… прекрасные сливы…
Несколько историй из жизни маленького городка, или Джоанна, и её ноги
Джоанна не спала, она дремала, вытянув ноги, как две параллельные рельсы. Они у неё были такие длинные, что можно было бы вполне проложить из них железную дорогу, до самого мыса. До того его, места, где он обрывался вниз, и тонул, острыми, серыми скалами, в глубине, синей бездны. Так, по крайней мере, у нас называли это место. Говорят оттуда, сбросилась вниз головой, девушка. Звали её, я не помню её имени, знаю только, что ноги у неё были не такие длинные, как у Джоанны, но, тем не менее, они привлекли внимание, молодого миллионера, приехавшего полюбоваться, глубиной, синей бездны.
Но столкнувшись с этой девушкой, он утонул в её голубых глазах, и застрял в нашем городке на целый месяц. Это был хороший месяц не только для него и той девушки, которая ответила ему взаимностью, но и для всего нашего городка.
Этот миллионер, сыпал деньгами так, что наши, небольшие магазины, не говоря уже о гостинице, где он снял для себя целый этаж, сделали за этот месяц столько, сколько не делали за последние лет пять. А за эти пять лет многое происходило в нашем городке. Во-первых, у нас построили мусоросжигательный завод, но ввиду того, что наш городок производит не такое большое количество мусора, для которого необходим мусоросжигательный завод, его закрыли.
Во вторых, два года назад умер Боб. Боб это наш городской сумасшедший. Он прославился тем, что, плевался в прохожих, и испражнялся на главной площади под памятником отцу основателю нашего города, Ричарду Гроку, который сто лет назад остановился в том месте, где сейчас стоит его памятник, что бы справить нужду. И так ему понравилось это место, что он решил заложить тут город, в котором теперь рождаются, живут, и умирают горожане.
В третьих, я не помню, что в третьих, но уверен, что это, что-то очень и очень важное. Поскольку, всё, что происходит в нашем городе, будь то смерть Боба, или болезнь Сары, коровы, которая принадлежит мисс Стефани, и является, кормилицей, доброй половины наших горожан, выросших на её молоке. И теперь пьющих виски, в баре у Кларка, первого и единственного в нашем городе транссексуала. Который несколько лет назад, продал всё, что у него было, что бы сделать себе операцию по смене пола. Но сделав её, он понял, что не хочет быть транссексуалом, а денег на обратную смену пола у него уже нет, вот он и живёт теперь с тем, что у него есть.
Первое время он надеялся на миллионера, и даже строил ему глазки, но перспектива, влюбиться в транссексуала, что бы потом оплатить ему операцию по смене пола, и в итоге получить себе в любовницы мужика, миллионера не устроила, и он влюбился в девушку, которую потом бросил. А она в отместку ему бросилась со скалы в синею бездну. Которую, теперь, только ленивый не показывает туристам за деньги, рассказывая историю неразделённой любви, юной девушки, к богатому прохвосту. Правда… у нас, поговаривают,… что она просто оступилась, перебрав виски, в баре у Кларка. Впрочем, история об этом умалчивает, хотя, долгое время ходили слухи, что её видели в большом городе, на улице красных фонарей, так это или, нет, сказать не могу. Ведь тело её, так и не нашли.
Чёрт моя очередь подошла. Мой психотерапевт освободился, и мне надо идти, а Джоанна, вытянула свои ноги, до самой стены. И теперь, что бы пройти в кабинет я должен переступить через них. А я никак не могу этого сделать, поскольку у меня фобия, боязнь, переступать через лежащее на пути препятствие.
А особенно, через женские ноги, поскольку они всегда волновали меня. Ещё с тех самых пор, когда к нам в школу, пришла учительница физкультуры. В прошлом она была спортсменка, и бегала на длинные дистанции, потому ноги её были как ноги страуса, что живёт у дяди Френка. Он привёз его с собой из Австралии, когда работал там, на ферме по выращиванию крокодилов.
