Шрифт:
Закладка:
Хорошо, отставим пока первую фразу, размышлял ангел, готовя новую порцию какао. Возьмем вторую: «Торговые ряды таковы, что длиннее нет». В семнадцатом веке это было бы прямое указание на некий город, который отличается длиной своих торговых рядов. Вот только где он находится?
Какао сварился, Азирафель на этот раз ничего не перепутал и, поставив кружку на поднос, потянулся к жестяной коробке с конфетами и сдобным печеньем. Жаль, булочки закончились, хорошо бы сейчас сходить в кондитерскую за свежими…
Нет, тут же одернул он сам себя. Кроули, конечно, выразился грубо, но верно: с любовью к еде надо что-то делать, пока эфирное создание, призванное нести свет и добро, не превратилось в простого поедателя блинчиков и бриошей, разве что бессмертного. С сегодняшнего дня — никаких булочек после завтрака! И никаких перекусов перед обедом и ужином!
Довольный собственной силой воли, ангел решительно взял из коробки только одну, самую маленькую конфету и направился к компьютеру.
Начнем с того, что Агнесса была англичанкой, рассуждал Азирафель. И для нее, как и для подавляющего большинства ее соотечественников, особенно в то время, все самое-самое могло находиться только в пределах их острова. Следовательно, самые длинные торговые ряды следует искать не на всей планете, а на небольшом клочке суши. Конечно, относительно небольшом… Но для того Азирафель и включил компьютер: пусть электронные мозги придут на помощь ангельским.
Как правильно составить вопрос для всезнающего мудреца Интернета? В торговых рядах, современных Агнессе, продавали самые разные товары. В двадцать первом веке все это переместилось в супермаркеты или торговые центры. Но супермаркет все-таки ближе к понятию «лавка». Азирафель в нерешительности пошевелил пальцами и набрал на клавиатуре «самый большой торговый центр Англии».
Поиск оказался на удивление легким. Первая же ссылка вела на статью со списком двадцати крупнейших моллов страны.
Азирафель развернул конфету, сунул ее в рот и, запивая какао, принялся рассуждать дальше.
Из этого перечня следует исключить те центры, что расположены в крупных и древних городах. Лондон, Ливерпуль, Манчестер или Бирмингем в середине семнадцатого века могли похвастаться много чем еще, кроме торговых рядов, так что Агнесса, скорее всего имела в виду не их. Итак, вычеркиваем из списка одиннадцать моллов. Остается девять — тоже немало.
Коварная машина, выдав списки ссылок, выбросила на монитор горсть ярких картинок с рекламой ресторанов и фудкортов: «100 видов суши!», «Настоящая итальянская пицца!», «Русские блины!», «Только свежая выпечка!»
— Изыди, сатана! — воскликнул ангел и кликнул мышкой по крестику в правом верхнем углу монитора. Браузер закрылся, но желание съесть что-нибудь вкусное не исчезло. Если компьютеры и не были изобретением Ада, то к появлению рекламы точно приложил руку кто-то из демонов, и ангел догадывался, кто именно. Недолго помаявшись, он отправился на кухню, нашел в буфете завалявшийся ванильный сухарик и принялся мужественно грызть его, утешаясь: вот разгадает пророчество и устроит себе поход в «Ритц».
Вновь открыв браузер, Азирафель одно за другим ввел в строку поиска названия всех девяти городов и районов, в которых имелись крупные торговые центры. Он внимательно изучал описания Гейтсхеда и Гринхита, Реддитча и Таррока, разыскивая малейший намек на «четверых», которые «родят пятого». И чуть не пропустил фразу в описании очередного городка: «расположен на одинаковом расстоянии от Оксфорда, Кембриджа, Лондона и Бирмингема». Впился глазами в строчку: «…роль исторически сложившегося городского ядра выполняет торговый центр, в 1997 году вошедший в Книгу рекордов Гиннесса как самый длинный в Европе».
Перечитал еще раз… О, да, сегодня Азирафель устроит себе королевский ужин! И Кроули пригласит, ведь с кем же еще разделить торжество, как не с этим скептиком!
Насвистывая «Оду к радости», ангел пролистал еще несколько страниц ссылок и вскоре нашел окончательное подтверждение тому, что последнее пророчество Агнессы разгадано: в этом городе в 2016 году начался транспортный эксперимент: на его улицах появились беспилотные электромобили. Вот они, «повозки самобеглы, послушны слову, движимы диавольской силою».
Однако, время еще обеденное, не голодать же до ужина… Азирафель прислушался к голосу совести и явственно услышал: ты заслужил хорошую порцию суши, дорогой. Он запер магазин и с легким сердцем отправился вкусно поесть.
* * *
К утру от смоляной лужи осталось серое пятно, похожее на пролитую краску. Под лучами солнца от него поднимался вонючий пар.
Кроули, не отрываясь, смотрел, как в воздухе тают белесые струйки, и впервые думал о том, что подобная лужа ждет его самого. Он вовсе не бессмертный, тем более сейчас, когда его смерть не в сейфе, а подмышкой, у самого сердца. Вытащить, снять с предохранителя, сунуть дуло в рот… И закончится страх, больше не надо будет убегать, изворачиваться, притворяться крутым парнем… «Когда так просто сводит все концы удар кинжала!» Чужие слова сами собой вспыхнули в цепкой памяти. Да, в первый раз демон лично нагнал на спектакль полный театр зрителей, но затем с удивлением обнаружил, что люди идут сами, и на следующий год, и дальше, и так по всему миру. Значит, тот смертный в смешных коротких штанах понимал что-то главное, если и четыре века спустя один демон не нашел для своих сомнений лучших слов, чем «достойно ль смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье?»
Все-таки он выпендрежник, прав был Азирафель. Осталось принять эффектную позу и заняться декламацией.
Но что же теперь делать? Как жить, когда на тебе уже вторая смерть — и смерть своего!
Нет — и это Кроули окончательно понял минувшей ночью, — насельники Ада так и не сделались ему своими. Во всей Вселенной у него есть единственный свой, он поможет, спасет и укроет — но что дальше? Просидеть ближайшую тысячу лет под белым крылом? «Так всех нас в трусов превращает мысль, и вянет, как цветок, решимость наша в бесплодье умственного тупика…»
А какие планы он строил всего неделю назад, на ночной трассе в Швейцарии! Как мечтал поделиться с Азирафелем, чтобы действовать вместе, потому что тогда все обязательно получится, и это будет такое… такое… Тут демону сделалось жарко, но вовсе не от мечтаний, а от того, что он торчал на солнцепеке.
От смоляной лужи не осталось и следа, «бентли» сверкал хромом и лаком, дом стоял целый и невредимый,
