— Братцы, како же так? Неужто сызнова в Орду? Не на шутки испугался рыжий и посмотрел на меня. Я лишь ухмыльнулся и продолжил медленно потягивать вино.

— Да ужо какая Орда то. В здешнем лесу и прикопает, — Третьяк сплюнул мне под ноги. — Нелюдь ты Прохор. Как есть нелюдь. Чужими руками жар загребаешь.

— Прикопаю али нет, видно будет. А вот кто и кому изменил мы сейчас проверим. Хравн, тащите-ка клещи кузнечные да угли горячие.

Подло? Да подло, а что делать. Что делать? С волками жить по волчьи выть. Был у меня один червячок и так и сяк думал. Не выходило по-доброму закравшиеся сомнения разрешить.

[i] Коршев — Древнерусский город стоящий при слиянии рек Воргол и Быстрая Сосна.

[ii] Хурай— Вперёд. ( Вперёд бараны)

[iii] Вересень— Сентябрь

Глава 4

Человек я широких взглядов и в целом, людям доверяю. Не всем и не всегда, но доверяю. И всё же, всё же я дитя века XX и уже в советское время такое понятие как «верить на слово» было уделом весьма малого числа людей. Наверное, недоверие та причина, по которой в этом времени я никогда не стану своим. Контролёры, всякие хитрые пункты в договорах, бумаги, проверки и перепроверки. Нет не спорю, может оно и лишнее, местами. Да только я столько лет прожил и понял одно — люди по сути свой одинаковы в любые времена. Потому клятва клятвой, а табачок врозь.

Дружину, ту часть что из полона вытащил, прикармливать начал. Приодел, местным резан выдал, чтобы родичам отправить, аккуратно... Всё же не дети. Понимают, они далеко не новгородские ушкуйники. Бежать некуда, а случись чего потащат на дыбу вместе со мною. Потому сразу после освобождения в сторонку отвёл и политику партии на пальцах разъяснил. Если не дураки будут держаться за меня руками и ногами. Да и без того уважение появилось. Отбить, и у кого, у самого баскака нанятых на сезон воев. Поступок, что ни говори. Поступок с большой буквы.

А вот разбойнички-ушкуйнички ребята себе на уме.

— Прохор ежели долю отдаст серебром хорошо, а ежели нет? А может сгинет где али обманет? Потому клятва-клятвой, а злато лишним не будет.

К бабке не ходи наверняка чего-нибудь, да припрятали. Вятко, первым делом определил следить, да и дружинники присматривали за «коллегами». И усмотрел наш парень, как рыжий ушкуйник узелок в лесу схоронил. Потому и связал, а по-иному как? Можно подумать они по своей воле разрешат по штанам шарить.

Перевернули всё вверх дном, но ничего не нашли. Удивительно, признаться на большее надеялся. А-а-а. Всё одно их надо к ногтю прижать. Утром, как проспались, в избу вернулся да вывалил находку с монетами и ожерельями жемчужными.

— Что скажешь, Третьяк? А… И не дураки вроде. Не один год разбоем промышляли. Ужель не понимаешь, ЧТО будет коли найдут сие? Поди не гостя заезжего на копьё взяли, не мытаря али боярина захудалого. За баскака с твоих ребят шкуру живьём спустят да в яму с гадами ядовитыми определят.

Насупившись, Третьяк громко засопел:

— Наговор усё. Не нашенское злато. Со своих спрашивай али с полона. За всеми не уследишь.

— Не уследишь, верно. Да только воев своих первым делом проверил, а полон ещё у реки до портков раздевали. Али запамятовал?

— Лжа то. Навет. Не брали мои люди злата! — продолжал упорствовать Третьяк.

— Вижу, разговор у нас, не клеится. Лады, тады на себя пеняйте.

Взяв раскаленные докрасна клещи, усмехнулся и поводил ими перед собой. С кого начнём то? Может с тебя. Лицо рыжего дёрнулось сильней прочего, а глаза чуть из орбит не вылезли. Действо не осталось незамеченным.

— Богша! Ужель за старое взялся?! Тварь! Наизнанку выверну! — Третьяк рванулся так, что затрещали верёвки.

— Нет. Что ты, что ты! Словом истинным, клянусь. Не брал! — начал оправдываться севшим голосом рыжий.

— Да что ты говоришь, а кто вчера утром в лес с узелком бегал? — спросил я его с ехидной улыбкой.

— Тако по нужде, — Богша ещё больше сбледнул с лица.

— Живот с непривычки прихватило.

— Ох и чудны у тебя браты, Третьяк. Златом да серебром серят. Видать нутро у вас, аки у сороки. Всё что блестит к себе в роток тянете. Не пужайтесь, не стану умучивать хоть и клятву порушили, но и дел с вами боле иемть не желаю. Мыслю, за таковую долю, в Новгороде очередь ко мне из сынов боярских выстроится.

— Твоя взяла, Прохор, — процедил сквозь зубы главарь с ненавистью смотря на соратника. — Отдадим виру.

— Какую виру то? Ежели в такой малости дурите благодетеля, того кто из полона басурманского выкупил. Како верить можно?

— Слаб человек нутром. Ежели правда то. За поруху чести Богша животом ответит. Тако браты? — спросил Третьяк у остальных ушкуйников.

— В круге все клялись, значит нам и ответ держать, — уверенно ответил кучерявый парень с лицом изуродованным ударом сабли.

— Прохор, одно прошу. Дай промеж собой сие дело решить, опосля и нас рассудишь.

— Добро, решайте.

Перерезал веревку на руках Третьяка, оставив нож и вышел из избы. Ждал недолго, вскорости дверь отворилась. К навесу, где я попивал квас, подтащили безжизненное тело и швырнули под ноги. После и Третьяк подошёл. Присел рядом:

— Прохор, мыслю из тебя гость, како из меня искусник по меди. Слыхал я, что вои меж собой шептали. Знаем тайну. Да и без того норов у тебя больно крут. Разве гость решится баскака на копьё брать? Он от страха в штаны напустит. Отчего пояс свой скрыл не моё дело, но вот тебе наше слово. Клятву, что давали сохраним живота не жалея, а ежели кто нарушит вольно али невольно, за то одно наказание — смерть! За обман Богши круг решил виру отдать долей, что нам положена. Возьмешь ли?

— Ежели тайну сохраните, тако и быть, возьму, — ответил я, сдерживая радость. Ведь на самом деле искать какой-то другой вариант совершенно не было времени, а ушкуйники не лучше, но и не хуже других. Время такое не… Не проживёшь.

— Значится и дело с медью в Онеге-озере в силе?

— В силе.