Коты единогласно подняли лапы.

4

Казалось, Ученый Кот очутился в том месте, в котором всегда мечтал оказаться. Ему больше никто не затыкал рот и не сажал в клетку за то, что он много болтает. Да что там – все без исключения жители Котафин и сами были не прочь обсудить на досуге (то есть всегда и везде) всё, что кошачьей душе угодно. Но все-таки до оттаявшего умника им было далеко. Ученого Кота буквально распирало от идей. Пока он окончательно не оклемается от вечной мерзлоты, Лаврентикл предложил умнику пожить у него. И палеокот охотно принял приглашение. Но застать его дома было практически невозможно. Ученый Кот целыми днями ходил по Котафинам и советовал, рекомендовал, консультировал. А еще он обожал рассказывать обо всем на свете. О том, что Земля круглая, а звезды – огромные до невозможности; что сон – это не послание от богов, а естественный физиологический процесс с минимальной мозговой активностью; что плесень – это не гадость, а лекарство; что все коты произошли от львов; что «жы-шы» надо писать с буквой «и»; ну, и конечно, что любовь – это вовсе не прекраснейшее из чувств, а всего лишь биохимическая реакция организма на внешний раздражитель.

Правда, слова по поводу биохимической реакции Ученый Кот вскоре взял назад. Стоило ему однажды заглянуть в зеленый омут глаз Персефоны, и светило науки было навсегда для науки потеряно. На радостях кот кардинально сменил вектор своих публичных выступлений. Умник заделался в поэты-песенники и каждый вечер завершал дворовое собрание новой порцией любовной лирики.

А потом все разом пошло насмарку. Персефона заболела. Только вчера она отплясывала под песни Ученого Кота с бараньей ножкой в лапе, а сегодня слегла. Умник мигом поставил диагноз – обжорство. Но с ним категорически не согласился местный лекарь Бромик, который записал в медкарте: «Громовержец карает пациентку за плохой аппетит». И выписал рецепт на тройную порцию баранины. Ученый Кот скандалил, протестовал, требовал внести в медицинский кодекс новое правило: «Не навреди». Но непреклонный Лаврентикл выбрал для дочери лечение, прописанное лекарем. Через два дня усиленного бараньего лечения Персефона скончалась.

Котафины в одночасье перестали казаться Ученому Коту лучшим местом на Земле. Умник разом увидел то, чего раньше не замечал. Котафиняне только и делали, что болтали. Они болтали о переменах, модернизациях и улучшениях. Но дальше разговоров у них ничего не шло. Кот с горечью вспомнил, как он раньше любил физкультуру и как сам говорил своему старинному другу Пушку, что «в коте главное не только внутренний мир, но и его, так сказать, физическое состояние». И тогда кота посетила простая мысль: «Чтобы сменить обстановку, сбегу в Цап-Царапту!»

Оставалось только решить, как туда добраться. Едва кот собрался озадачиться этим вопросом, как в его комнату без стука вразвалочку зашел убитый горем Лаврентикл:

– Ученый Кот, я подумал, что не стоит тебе больше оставаться в моем доме. С твоим языком ты любого физкультурника заврачуешь, поэтому иди-ка ты в ораторы. Тем более что им общежитие предоставляют. Заодно мир посмотришь: на следующей неделе ораторы с очередным рейдом в Цап-Царапту выдвигаются.

И они вдвоем единогласно проголосовали за эту светлую идею.

5

Крышка криогенной камеры щелкнула и резко выпрямилась. Едва сознание и силы вернулись, Пушок подскочил на месте и не своим голосом заорал:

– Живодё-ё-ё-ё-ёрк!!! Схватить Живодёрка! Он пытался отравить фараона!

Но его родного электората поблизости не наблюдалось. Незадачливый правитель, прижав уши, осмотрелся по сторонам и подивился незнакомым пейзажам. Кругом стоял сплошной спортинвентарь. Целый город спортинвентаря. А вместо обычных дорог вдоль и поперек тянулись беговые дорожки. Ко всем деревьям были приколочены турники для подтягиваний. Повсюду царило оживление. Коты поднимали гири и вдохновенно отжимались.

Пушок на секунду зажмурился: ему показалось, что земля уходит из-под ног. Точнее двигается вверх-вниз, вверх-вниз. Но дело было не в голове, а в ночной лежанке. Бывший фараон свесил голову из криогенной камеры и посмотрел вниз. Там здоровенный кот приседал с ночной лежанкой Пушка. Было видно, что здоровяку тяжело, он напрягал все мышцы, пыхтел и сопел, но все равно насиловал свой организм.

– Приятель, с тобой всё в порядке? На солнце не перегрелся? – участливо поинтересовался чужак у громадного кота. – Поставил бы ты мою ночную лежанку на место да пошел бы прилег на часок. Может, полегчает.

– Какая лежанка? Разрази тебя гром! Это моя новая гантеля, – просипел здоровяк. – Мы ее отобрали у жутких котафинян.

Тут за спиной у Пушка раздался командный голос:

– Это кто у нас разговаривает? Чего расселся? Быстро упал-отжался! Двести раз.

Пушок с опаской обернулся. Перед ним стоял широкоплечий статный кот. Беляк не сомневался, что каждый отдельно взятый волосок этого котяры легко может уложить его на лопатки. Массивную шею обвивал шнурок, на котором висела маленькая ивовая флейта.

– Упал-отжался, я сказал! – тоном, не терпящим отлагательств, рыкнул котяра и со всей силы дунул во флейту. Звук вышел резко мерзким.

– Мне кажется… – робко начал Пушок.

– Казаться тебе после суточной пробежки будет, – отрезал цараптанец.

– Мне кажется, произошла какая-то ошибка, – не терял надежды прояснить ситуацию беляк. – Подумайте сами, вы меня даже не знаете…

– Еще не хватало, чтобы царь Тренитург думал! – презрительно сплюнул статный кот. – Пусть боги думают, а цараптанцам и без того дел хватает. Еще приседания сегодня до конца не отработали! А когда жим штанги делать?! Ужас! Мы ничего не успеваем…

Тренитург, забыв про Пушка, начал стремительно пружинить задние лапы. Через пятьсот приседаний он, довольный, вытер вспотевший нос.

– Ну и почему ты не последовал моему примеру? – как ни в чем не бывало поинтересовался царь.

– Но я вполне доволен своей физической формой! – заверил Тренитурга Пушок.

– Цараптанец не может быть доволен своей физической формой.

– Но в том-то и дело, что я никакой не цараптанец. Я вообще смутно представляю, как очутился в ваших краях.

– Как не цараптанец?!

– А вас не смущает, что вы видите меня первый раз в жизни?

– Еще не хватало, чтобы царь Тренитург смущался, – завел старую пластинку правитель. – Пусть котафиняне смущаются от своего беспредела, а у цараптанцев есть дела поважнее. Давай-ка без лишних разговоров принимай упор лежа и вперед!

– Но я не хочу! – раздраженный Пушок уже едва не бился о мускулистую лапу царя.

– Хорошо, тогда иди соточку раз подтянись. Смотри – ты весь жиром заплыл, – Тренитург принялся толкать беляка к дереву.

– В сотый раз говорю вам: Я – НЕ ЦА-РАП-ТА-НЕЦ!

– А это не беда, – утешительно приобнял заморыша статный кот. – Даже если ты не цараптанец, никогда