необходимость видеть его «непоколебимую» последовательность в отношении конкретных проектов. Его «уверенность» исчезает. Он был полон решимости отправиться в путешествие, но при этом в самых разных направлениях.

Ментальная картина мира Колумба, его географические идеи в целом сформировались между началом его самообразования в области космографии, вероятно в 1480-х годах, и периодом систематических работ в этой области, начиная с 1498 года. Если точнее, начало процесса приходится на время до 1484 года, когда он, как традиционно предполагается, впервые подал прошение португальской короне. А завершение процесса можно условно отнести к периоду до 1495 года, когда у него уже была репутация знатока космографии среди современников[132]. В любом случае лучше отбросить агиографическую традицию, согласно которой его идеи полностью сформировались до первого пересечения Атлантики, и оставить в стороне равную по интенсивности позицию недоброжелателей, полагающих, что Колумб, очевидно, получил готовую картину мира от какого-то неизвестного составителя. Тогда становится ясно, что процесс интеллектуального становления был долгим, охватывающим весь жизненный путь мореплавателя, и подпитывался опытом и наблюдениями, а также чтением. Как и религия, ученость была чем-то, что со временем становилось для него все более важным. На его отношение к прочитанному влияли собственные победы и огорчения. В результате географические идеи постоянно эволюционировали и иногда могли быть кардинально пересмотрены. Образ непреклонного Колумба, унаследованный нами от биографической традиции, нуждается в серьезном очищении. Несомненно, он был по темпераменту упрям и одержим, но мог с одинаковым упорством придерживаться разных идей.

Тем не менее, вероятно, можно считать 1480-е годы решающим десятилетием в формировании мировоззрения Колумба, когда он стал географом, а также практическим мореплавателем и когда он приобрел достаточно знаний, чтобы иметь возможность подкреплять проекты путешествий аргументами, почерпнутыми из письменных источников. По крайней мере, в тот период Колумб на какое-то время отказался от своей купеческой деятельности, занявшись торговлей книгами и составлением карт. Доказательством тому являются подтвержденные свидетельства Андреса Бернальдеса, хорошо его знавшего, и Бартоломе де Лас Касаса, имевшего доступ к его бумагам. Что касается карт, то сам Колумб хвастался, что Бог научил его искусству картографа и что он демонстрировал карты своим покровителям, когда молил их о поддержке[133]. Если эти свидетельства достоверны, то к этому времени Колумб приобрел определенную «книжную ученость», что, судя по заявлениям Бернальдеса и Лас Касаса, должно было произойти в начале второй половины 1480-х годов. С самого начала своей карьеры он имел привилегированный доступ к книгам. Предание о том, что его брат Бартоломео (Бартоломе Колон в испанском написании) присоединился к нему в Лиссабоне, где научился составлять карты, помогает объяснить смену профессии Колумбом и предположить, что начало их совместных занятий в области образования может быть датировано еще более ранним периодом, поскольку постоянное проживание Колумба в Лиссабоне закончилось после 1485 года.

В немногих сохранившихся книгах братьев заметки, нацарапанные на полях корявым и почти неразличимым почерком, являются нашим единственным свидетельством о формировании мировоззрения Колумба из первых рук. В последние годы они были тщательно проанализированы учеными[134]. Трудность датировки книг, которые, возможно, были читаны и перечитаны много раз в течение длительного периода, повышает опасность того, что мы отнесем к раннему периоду жизни Колумба убеждения и интересы, сформировавшиеся гораздо позже.

Некоторые из обнаруженных в них приоритетных интересов трудно вписать в убедительную картину развития мировоззрения Колумба. Например, его интерес к вопросам гидрографии очевиден, но, по-видимому, имеет отношение только к его деятельности картографа, а не исследователя. Он был явно одержим легендой об амазонках, принимая к сведению каждое упоминание о них. Более того, дважды во время своих исследований в Новом Свете ему казалось, что он столкнулся с такими существами или разминулся с ними. Но были ли поиски амазонок частью его «великого замысла»? Возможно, он интересовался ими просто как декоративным элементом для своих будущих карт? Или как источником лестных образов, приложимых к испанской королеве, считавшей себя сильной женщиной? Эти заметки также свидетельствуют о его интересе, почти наверняка сформировавшемся до 1492 года, к вычислениям возраста мира и, как следствие, к вычислениям даты наступления Тысячелетнего царства. С конца 1490-х годов милленаризм[135] стал одной из самых заметных навязчивых идей Колумба, а завоевание Иерусалима, которое, как утверждал, он предложил испанским монархам в качестве будущего проекта перед своим отъездом в Новый Свет, в его поздних трудах трактовалось как эсхатологический символ. Но означает ли это, что Колумб еще до 1492 года являлся фантазером-милленарием, вынашивавшим соответствующий «тайный план»? Разумно предположить лишь то, что ранние заметки указывают на тенденции в мышлении Колумба, которые, возможно, зародились рано и созрели поздно.

Из полудюжины книг, которые он прочитал наиболее внимательно и которые, возможно, оказали на него какое-то влияние, по крайней мере четыре должны были попасть ему в руки до 1492 года. Однако только в конце 1490-х годов Колумб начал (в сохранившихся трудах) объединять всю информацию в то, что можно было бы назвать систематической космографией. Было бы опрометчиво предполагать, что Колумб, например, в 1498 году просто суммировал идеи, которые последовательно развивал до 1492 года. Тем не менее книги, о которых идет речь, остаются бесценным путеводителем по широкому спектру идей, которыми располагал Колумб при разработке своего проекта. Они, по всей вероятности, легли в основу письменного сочинения в его поддержку, которое, как позже вспоминал Колумб, он представлял во время поисков покровительства:

«В нем цитировались труды многих заслуживающих доверия авторитетов, написавших исторические сочинения, в которых рассказывалось об огромных богатствах в этих частях света. И точно так же было необходимо присовокупить к этому высказывания и взгляды тех, кто письменно описал географию мира. И наконец, Ваши Высочества решили, что это должно быть осуществлено»[136].

Из этих основных текстов ни один не был более важен для Колумба и вообще для географии его времени, чем «География» Птолемея[137]. Заново открытый западными учеными в начале XV века, этот александрийский сборник II века объединил многие знания и идеи Античности. В Италии и Португалии, где Птолемей пользовался самой долгой и широкой популярностью, авторитет «Географии» был выше авторитета всех других текстов. Опираясь на Птолемея, Колумб узнал или подтвердил некоторые сведения, имеющие фундаментальное значение для разработки планов пересечения Атлантики. Во-первых, то, что мир представляет собой идеальную сферу, – наблюдение неточное, но в то время бывшее общепризнанной истиной, которое служило целям исследователя до тех пор, пока, как мы увидим, он не отказался от нее на основании собственных наблюдений в 1498 году. Во-вторых, Птолемей учил, что известный мир простирается полосой суши от западных оконечностей Европы до самых восточных пределов Азии и что между этими двумя точками лежит промежуточный океан. Это являлось общим местом