– Садитесь, поедем. Учитывая, что всё ваше войско состоит из одного человека, я знаю, где будет ваша палатка, – улыбнулся фабрикант.

– Намекнёте тогда? – усаживаясь, осведомился студент.

– Зачем же намекать? Я точно вам скажу: у одного дачника, проживающего по адресу Еленинская, 2 имеется свободный флигель для гостя. Я и есть тот дачник, а вы – тот гость. Живите сколько хотите. Никто вам докучать не будет.

– Благодарю. Но в таком случае я хотел бы оплатить жильё.

– Вы же гость, а с гостей денег не берут даже самые закоренелые скупердяи, к каковым относится и ваш слуга покорный.

– Право же, неудобно, Иван Христофорович…

– Удобно! Ещё как удобно! Я и не ожидал, что мне так повезёт с вашим обществом. Вы интереснейший человек, Клим Пантелеевич. И знаете почему? Потому что привыкли думать. В наше время – это большая редкость. Ведь не все приучены напрягать свой мозг и заниматься его тренировкой. Основная масса наших современников живёт инстинктами. Они заботятся лишь о том, чтобы быстрее и как можно дешевле удовлетворить свои потребности. Для этого не нужен ни анализ, ни логическое мышление. Достаточно одного стремления. Они даже не пытаются осмыслить происходящее вокруг них. А зачем? Им в газетах напишут, как к чему относиться, скажут, кто хороший, а кто плохой. Так проще и так меньше ответственности перед потомками. Всегда можно оправдаться, что, мол, я был законопослушным гражданином и делал то, что велели. – Папасов дождался, когда извозчик закрепит чемодан студента на задке и, велев ему разворачивать экипаж, продолжил: – Словом, не лишайте меня удовольствия с вами общаться.

– Благодарю вас, Иван Христофорович. Мне даже немного неловко слышать столь лестные слова в мой адрес. Но сдаётся мне, что Ксения напиталась идеями свободы и равенства благодаря в том числе и вам.

– Видите ли, я капиталист. И я вижу, что наши устаревшие законы тормозят развитие предпринимательства. Государь не успевает следить за всем. Вы не задумывались, почему в самых развитых странах введено демократическое правление в виде парламента, конгресса или народного собрания? Посмотрите, какими шагами идут вперёд англичане, американцы, французы… В России слишком много решает чиновник. Вот попробуйте запатентовать изобретение. Я уверяю вас, устанете ходить по присутственным местам. А в Англии или Америке любой патент – плёвое дело. Там патентуют всё что можно, любую мелочь… Это очень обидно, ведь мы живём в удивительное время. Одно открытие не успевает за другим. Электричество – важнейшее изобретение. Трамваи приходят на смену конки, а по улицам будут колесить не экипажи, а мотоколяски Карла Бенца. Двигатель внутреннего сгорания заменит паровой. Локомобили[33] уйдут в прошлое. И пароходы тоже. Теперь есть уже не только телеграф и телефон, но даже пантелеграф[34].

– К сожалению, эти аппараты слишком громоздки и капризны. Возможно, человечество когда-то придумает более надёжный способ передачи рисунков и рукописных текстов электрическими сигналами на расстоянии. Кто знает, что будет через сто лет? – задался вопросом студент.

– Одно известно точно: люди останутся такими же, как их создал Господь тысячелетия тому назад. Также будут влюбляться, ревновать, убивать друг друга на войнах и совершать преступления. И что обидно – пройдёт ещё тысяча лет, и человеческая натура не изменится. Наука, безусловно, шагнёт за такие горизонты, что мы и представить себе сейчас не можем. И заслуга в этом будет принадлежать гениям-одиночкам, коих мы привыкли считать «сумасшедшими изобретателями» или «фанатиками учёными».

– С этим не поспоришь, – согласился Ардашев и, вглядываясь в даль, промолвил: – Простите, Иван Христофорович, но я не знал, что у вас стряслась беда. Вы даже и словом не обмолвились. Пожалуй, мне не стоит беспокоить вас своим присутствием…

– О чём вы? – удивлённо двинув бровями, осведомился Папасов.

– А вы разве не видите?

– Да что-то там стоит перед моим домом. Не разберу. У меня, знаете ли, близорукость. – Он прищурился. – Экипаж какой-то, да?

– Катафалк. Из него выгружают гроб.

Фабрикант вытаращил глаза и, шевеля пальцами, протянул негромко:

– Что-о?

К этому моменту коляска уже подъехала к четвёрке лошадей в траурном уборе, мирно переступающих с ноги на ногу. Тут же стояли два человека в цилиндрах и фраках. Прямо перед ними лежал закрытый полированный гроб с бронзовыми ручками и два траурных венка с лентами.

– Кто вы такие? – соскочив с коляски, возмутился фабрикант. – Какого чёрта вам тут надо?

– Вы бы для начала изволили рекомендоваться, сударь, – не отводя взгляда, проговорил высокий мужчина.

– Я хозяин этой дачи, – белея от злости, выговорил Папасов и, тыча пальцем в табличку на стене, спросил: – Видите? Дом нумер 2, да?

– Да, всё верно. – Незнакомцы переглянулись. – Адрес наш.

– Что значит, «наш»? – произнес Иван Христофорович дрожащими от негодования губами.

– Заказ оплачен на этот адрес. – Он полез в карман и, выудив оттуда бумажку, прочитал: – Катафалк с четвёркой лошадей, украшенных фиолетовыми попонами и чёрными плюмажами, гроб дубовый лакированный, с бронзовыми ручками и внутренним траурным убранством из белого шёлка на рост в девять с половиной вершков[35], два траурных венка из еловых веток и лилий с надписью на ленте «Дорогому папочке от дочери» и «Спи спокойно, милый», а также крест с табличкой: «Д. с. с.[36] Папасов Иван Христофорович (1837–1891)».

Фабрикант стиснул зубы так, что было видно, как двигались скулы, а потом спросил:

– Вы шутите или издеваетесь надо мной?

– Какие шутки? – наморщил лоб собеседник. – И задаток оставлен – десять рублей. Остальные сто пятьдесят обязались оплатить на месте.

– Кто обязался? – повёл подбородком промышленник, будто воротник сорочки резал ему шею.

– Заказчик.

– А позвольте узнать, как его фамилия? – ехидно осведомился Иван Христофорович.

Тот глянул в квитанцию и прочёл:

– Папасов И. Х.

– Папасов? И. Х.? А хоронят кого, разве не Папасова И. Х.? Это как вы себе представляете?

– Откуда я знаю? Может, это брат покойного. Отчества у них одно, а имена разные. Умер Иван, а хоронит его Игорь или Пётр, Иннокентий, да мало ли кто?

– Допустим. А заказчик, случаем, адресок не указал?

– У нас нет такого требования. А вы, простите, кто будете?

– Наконец-то мы дошли до главного вопроса. – Фабрикант вперился взглядом в незнакомца и выговорил стальным голосом: – Именно я и есть действительный статский советник Папасов Иван Христофорович, 1837 года рождения и пока ещё живой. И гроб себе, как вы понимаете, а также все остальные милые вашему сердцу штучки ни я, ни мои родственники не заказывали. Так что убирайтесь отсюда, пока я не вызвал полицию. И чем быстрей, тем лучше.

– А как же задаток? – косясь исподлобья, спросил второй служащий траурной конторы.