подворного хозяйства; индивидуалистический характер кельтских поселений не препятствовал возникновению германских марок (Markgenossenschaft), и в подворной системе, еще и ныне господствующей, начиная от самых восточных границ Вестфалии до Мааса, мы усматриваем самое прочное и наиболее очевидное, так сказать, документальное доказательство кельтского поселения.

Вышеописанный способ заселения в форме Ver Saerum видоизменялся, когда речь шла о переездах через море. Форму этого рода переселений мы можем изучить до мельчайших подробностей в походах норманнских викингов с девятого по одиннадцатое столетие, а не столь ярко она выразилась также в поездках англосаксов во Фландрию и Англию; эта же форма должна была лечь во время оно в основу стремления германских народов к островам Балтийского моря и к берегам Дании. Если сухопутные походы за добычей должны быть рассматриваемы как первые образцы для военных походов Ариовиста, то на море все они предпринимаются только ради грабежа. Грабят берега с кораблей; воздвигают прочные места оседлости по берегу и на дюнах ради сбора контрибуции; сюда и в окрестности идут новые переселенцы из родины; народонаселение завоевателей возрастает; они чувствуют себя здесь дома: к старой области этого народа присоединилась новая.

Все эти поселения и странствия в форме военных походов совершаются с юной отвагой, свойственной молодым народам. Мы не ошибемся, если этого рода передвижения объясним главным образом таким состоянием общества, при котором суженная пищевая площадь временами вызывала выселения, но никакое нашествие врага не вынуждало к внезапному оставлению своих мест. Военное выселение в различных его формах представляло, вероятно, способ завладения германцами территории кельтов. Мы действительно встречаемся с такой формой поселения германцев по всему течению Рейна, а также по ту сторону границ Германии. Иначе должны были обыкновенно происходить выселения из центральных районов Германии к ее восточным границам. Здесь, благодаря теснящим соплеменникам или чуждым нациям Востока, какая-либо народность могла очень легко очутиться в положении секванов при Ариовисте, и ей не оставалось делать ничего другого, как уйти в возможно большей массе во всем ее составе, со старцами и оседлыми воинами, достигшими мужеской зрелости. Приблизительно таким образом ушли отсюда вестготы, убегая от гуннов, между тем как восточный родственный им народ стал добычей победителя; таким же образом, кажется, выселились прежде кимвры, тевтоны и амброны, – было ли это выселение вызвано нападениями врагов или необыкновенными приливами, которым древнее друидское предание приписывает это переселение, как и все прочие движения восточных народов.

Разумеется, судьбы народных переселений в большинстве случаев подвержены большим видоизменениям, чем единичные выселения из среды стремящихся к лучшим землям племен. Тяжкие заботы о существовании одолевали переселенцев; им нужно было пробиваться во что бы то ни стало; их не должен был останавливать страх перед их загадочной судьбой и продолжительным странствием. Высшей их заботой было найти для себя пропитание, добиться земли; и уже на заднем плане стояли национальные интересы, развитие национальной особенности. Странствующие толпы по пути из страны в страну росли подобно лавинам; к ним примыкали некоторые части чуждых народов; рядом звучали разные диалекты, разные языки; и там, где общее шествие приостанавливалось на продолжительное время, там нередко возникал смешанный народ с новым характером. Так случилось бы с кимврами, если бы их постигла лучшая участь; в их войске, пестро перемешавшись, рядом с германскими основными частями находились кельтские гельветы и секваны, и собственные имена их вожаков переданы вам почти все в сильно кельтизировашюй форме. Так, по всем вероятиям, формировалась судьба бастарнов на Крайнем Юго-Востоке, и, может быть, на Западе та же участь постигла воинственных треверов (народ первоначально чисто кельтский, но сильно перемешанный с германским элементом).

Не следует думать, что подобные смешения различных национальностей в те древние времена были особенно затруднительны. Северные народы по своей культуре и внешнему виду не различались между собою, как можно предполагать это теперь на основании существующих между ними отличий, возникшим в позднейшее время. Первые греки, познакомившиеся с германцами, – такие проницательные наблюдатели, как Пифей из Марселя (в 330 г. до Р.Х.), Посидоний (приблизительно в 90 г. до Р.Х.), могли еще отождествить их с скифами или по меньшей мере считать их близкими между собою. При этом Посидоний был первым, у которого может быть, явилось предчувствие о том, что кельты и германцы – различные нации; только Цезарь в блестящей своей характеристике научил нас раз и навсегда отделять эти нации друг от друга.

По-видимому, и кельтско-германские отношения не обусловливались их национальными противоположностями. Кельты признавали, правда, германский народ чуждым, национально от них отличным, но все же они считали его ближайшие племена дружественными германцами, т. е. соседями; а некоторые кельтские корни слов в немецком, языке (напр. Amt, Reich), как некоторые германские корни в кельтском (Hose, Bruclibraca) указывают на существовавшие между ними дружеские отношения. Римляне времен первых императоров познакомились с внутренними судьбами германцев преимущественно по кельтским источникам. Только этим объясняются многократно попадающиеся кельтские формы имен наших самых ранних национальных героев; только на этом окольном пути, например, германский Маробаду (Marobadu), «Rosse-Kämpfende», сделался кельтским Маробадусом (Maroboduus), «Grosswillige» или «Sehr Willkommene».

Все германские переселения, имевшие место в дохристианские времена и переданные нам исторически или открытые иным путем, исходят уже из древних мест пребывания предков нашего народа по Эльбе и Одеру. Отсюда направлялись отдельные народные движения как на запад, так и на юго-запад и юго-восток. Но куда бы германцы ни стремились по этим направлениям, они нигде не находили ненаселенной страны. Всюду встречали они древнюю культуру, и почва, на которую ступала их нога, переживала уже сходные переселения много веков назад.

Древнейшие исторические предания греков и римлян представляют нам Среднюю Европу и ее западные полуострова занятыми различными национальными типами, которые в свою очередь свили себе здесь гнезда на счет еще более ранних, доисторических рас. Главным образом имеется здесь в виду три народа. Прежде всего, иберийцы, живущие еще и ныне в провинции басков; они группировались около западного бассейна Средиземного моря и заселяли всю Испанию, Юго-Западную Францию, Сицилию и, вероятно, Нижнюю Италию. Затем лигурийцы, или лигуры, – народ, живший по соседству к востоку от иберийцев и занимавший Среднюю и Верхнюю Италию вместе с Сардинией, Юго-Восточную и Среднюю Францию, а также, быть может, и некоторые части Англии; к ним, наконец, примыкали иллирийцы, жившие где-то на востоке; они еще ныне сохраняются в горном народе албанцев.

Из этих трех народов иберийцы, без сомнения, не принадлежали к индоевропейскому племени; иллирийцы – индоевропейцы; относительно же места лигуров в отношении языка мы находимся в неизвестности. Но верно то, что связи лигурийских и иллирийских племен и народностей были уничтожены уже очень рано дальнейшими индоевропейскими переселениями; народы, названные впоследствии Италиками, направились в Италию, а эллины