Шрифт:
Закладка:
Я думал о том, что сейчас они злятся на моё поведение, ставят мне двойку, а когда-нибудь будут скрывать этот поступок. Умалчивать в многочисленных интервью, если доживут до них, о наших проблемах.
Вот такие совершенно не скромные мысли в столь раннем возрасте и без всяких на то оснований.
ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ
В ПЕРВЫЙ РАЗ В ПЕРВЫЙ КЛАСС
В первый раз в первый класс я отправился не первого сентября, как все нормальные дети, а второго. Первого сентября у мамы случился острый приступ бронхиальной астмы: под утро дважды вызывали «Скорую помощь». Словом, было не до школы.
Школьную форму мне мама купила, а вот на портфель денег не хватило. В школу я пошёл с полиэтиленовым пакетом, на котором была изображена Алла Пугачёва. К этому позору прибавилось отсутствие приличной обуви. Туфли были недоступны, сандалии прохудились. Пришлось идти в кедах. Даже я осознавал, что вид мой жалок.
Оказалось, что я самый маленький в классе. Меня посадили за первую парту. Напротив учительского стола.
На ближайшей же перемене я сообщил одноклассникам, что я немец. Это была наглая ложь. Немкой была моя сестра, да и то наполовину.
Одноклассники мне не поверили. Вернее, засомневались.
Кто-то попросил:
- А ну, скажи чего-нибудь на немецком.
- Ладно, - говорю.
Я выдержал паузу, а затем изобразил что-то дикое вроде:
- Схайне бит дрите лайн хуц глите!
Я выкрикнул этот нелепый текст громко и звонко, так же как говорили фашисты в советских фильмах. Прозвучало похоже и убедительно. К тому же я несколько раз слышал, как сестра разговаривала по телефону со своим отцом. И всякий раз её кривлял довольно похоже. Так что имитация удалась.
Одноклассники спросили:
- И что ты сказал?
- Сказал, - говорю, - какие же вы дураки, раз не верите.
- Это какая-то абракадабрица, - фыркнул самый здоровый из мальчишек.
Я закатил глаза и сказал то, что частенько повторяла мама:
- О, майн гот! Фома ты неверующий. Заткнись, раз не знаешь.
После чего я усугубил ситуацию тем, что сообщил по большому секрету, будто у меня дома живёт волк. Хотя на самом деле это была всего лишь моя мечта.
- Какой волк?
- Обыкновенный, - говорю. – Серый такой.
- Откуда? – спросил тот самый здоровенный мальчишка, которого, как я понял, звали Сашей.
Сквозь презрительный прищур я оглядел Сашу с ног до головы и ответил:
- Из леса, откуда же! Или, ты думаешь, волков в магазине продают?
Все кругом рассмеялись, Саша насупился.
- Врёшь ты всё! Диких зверей нельзя держать в городе.
- Сам ты, - говорю, - дикий. Но тебя ж держат в городе.
Он пихнул меня в грудь. Я упал. Назревал конфликт. Поэтому я применил излюбленный приём.
- Извини, - сказал я и протянул руку для рукопожатия. – Давай дружить?
Саша растерялся. Он стоял и не знал, как поступить – отпихнуть меня или пожать мою руку. В следующее же мгновение я ударил его кулаком в нос и сразу кинулся наутёк. А догнать меня никто не мог. Бегал я легко и быстро.
Конечно, это было подло. Но в открытом противостоянии с этим бугаём мне ничего хорошего не светило. Я никогда не переоценивал свои физические возможности.
Я и во дворе своём так поступал. Я был хилым мальчишкой, но при этом болезненно гордым и самолюбивым. Грубость или малейшее пренебрежение со стороны сверстников могли вывести меня из себя.
Тактика «ударить и бежать» в итоге всегда приносила свои плоды. Со мной предпочитали не связываться. Меня это устраивало. То, что это подло и трусливо, меня не трогало. Пусть! Зато меня даже Куренной – заводила и главарь нашей дворовой компании – опасался провоцировать.
Итак, я ударил Сашку Брюховецкого и убежал. После звонка вернулся в класс. При учительнице Сашка не мог мне ничего сделать. На следующей переменке я в коридор не вышел.
Когда за мной после пятого урока пришла мама, её окружили мои одноклассники.
- А что, - поинтересовались они, - Алёша немец?
- Кто вам такое сказал? – удивилась она и зыркнула в мою сторону.
Я виновато опустил голову.
- А правда, - к маме протиснулся Сашка, - а правда, что у вас дома живёт волк?
В маленьких зелёных глазах матери вновь сверкнуло раздражение. На этот раз я не потупил взор. Глядел исподлобья, с вызовом. Мой взгляд красноречиво говорил: да, мама, я им наврал! Наврал! Я! Так было надо.
Мать всё поняла. Поняла всё, а