Шрифт:
Закладка:
— Будем выживать. Скорее всего пойдем дальше в сторону восточноевропейскрй равнины. Летом там должно быть прохладнее и шансов столкнуться с мерзляками куда меньше.
— Насколько меньше?
— Уж поболее, чем если б мы остались здесь.
И вдруг свое длительное молчание нарушил Юдичев:
— Вот это ты, конечно, удумал — восточноевропейские равнины… Ты хоть знаешь, сколько это пешком километров пути? Больше тысячи! И это я еще не беру в расчет непроходимую тундру с ее ворохом опасностей. Если мы каким-то чудом и доберемся до самой северной ее части, то это произойдет никак не раньше в начале лета.
— Если у тебя есть предложение получше, я с радостью выслушаю его, — спокойно произнес Матвей. — Но сейчас, как по мне, это единственная возможность всем нам попытаться выжить.
Свое мнение вставил Лейгур:
— Выжить-то шансы есть, хоть и весьма крохотные, и Жан тому пример. Ему удалось переждать лето в погожих климатических условиях, только в Северной Америке.
— Стало быть, это не миф? — спросил Матвей, вспоминая одну из легенд про бессмертного Шамана, сумевшего пережить лето на захваченных землях. Она была одной из любимых баек завсегдатаев «Берлоги».
— Он любил бросать себе вызовы, пытаясь в совершенстве постигнуть мастерство собирательства и лучше понять климат тамошних мест и природу мерзляков, правда скорее с философской, нежели с ученой точки зрения. — Исландец посмотрел на Машу и их взгляды на мгновение стремились. — Такова уж была его натура. Вот и попытка выжить в канадских лесах на севере стала одним из таких вызовов. Там он научился читать облака и, как он часто говорил: «следовать за ними», дабы скрываться от пришельцев.
«Только вот, увы, предугадать внезапное появление потрошителя все эти знания не помогли — мысленно проговорил про себя Матвей, едва сдержавшись, дабы не озвучивать это вслух. Не хотелось даже намеком ставить под сомнение опыт Жана».
— Ему стоило поделиться с Матвеем всеми полученными знаниями, — сказала Надя. — Они пригодились бы нам.
— Он и поделился, научил читать облака, верно? — спросил исландец.
Матвей кивнул.
— Да. Только этому он меня и успел обучить.
— Стало быть, остальное тебе уже и так известно. В конце концов, ты не новичок в своем деле.
— И как же он вернулся домой? — в голосе Юдичева отчетливо проскальзывало недоверие про историю выживания Шамана.
— Его подобрали собиратели в Анкоридже*, отправившиеся на ежегодную вылазку.
— Ага, вот с этого и стоило начинать, — заметил Юдичев. — У него еще наверняка при себе и ватты были, и транспорт, верно? А у нас шиш с маслом! И ни один собиратель или капитан к северным берегам России не поплывут ни за какую плату, тебе ли этого не знать? Слишком большой крюк, да и наживы, ради которой стоит тратить ватты, там попросту нет. И что это нам всем говорит? Правильно! Ожидать чудесного появления корабля на территории, куда мы собираемся идти, нам всем не стоит. — Он обернулся к Матвею. — Ты же ведь на это рассчитывал, а? Чудом пережить лето, что уже кажется сказкой, а потом прыгнуть на борт к собирателям?
— Нет, я знаю, что корабли туда не заплывают, — ответил Матвей, заранее предугадав замечание Юдичева. — И, буду честен, я не знаю, как нам выбираться из захваченных земель. Но сейчас, просто чтобы выжить, нам нужно двигаться на север, а потом на северо-восток. Увы, это единственное, что я могу предложить на данный момент.
Разговоры постепенно замолкали, и более никто из выживших не пытался спорить и думать о грядущем дне. Не было больше ни сил, ни желания. Хотелось только лежать и дать покой усталым костям.
Про голод старались больше не упоминать, от этого становилось лишь хуже. Когда совсем стало невмоготу, легли спать. Только Йован не смыкал глаз, продолжая поддерживать костер.
Матвей почувствовал чье-то прикосновение и открыл глаза, завидев над собой довольное лицо Тихона.
— Гляди, я поймал одну!
Мальчик придерживал за жирный хвост мертвую крысу, размером с кулачище взрослого мужика. Собирателю спросонья подумалось, будто тушка зверька ему мерещится, и пришлось как следует протереть глаза, дабы убедиться, что они ему не врут.
Утренний свет просачивался сквозь большие окна из стеклоблока, освещая практически все помещение завода. От прежнего мрака не осталось и следа. Открывшаяся возможность рассмотреть задание изнутри прямо сейчас волновало выживших меньше всего, поскольку сегодня случай преподнес им пускай и небольшое, но все же избавление от голода.
Лейгур растормошил угли, подкинул оставшиеся куски дерева и стал заново разжигать костер. Тем временем Маша, одолжив у Тихона нож, кончиком лезвия осторожно отделяла серую шкурку от тушки. В каждом ее движении чувствовался опыт, сразу заметно — разделывать крыс для нее было не в диковинку. Семь пар голодных глаз жадно наблюдали за каждым ее движением, уже мысленно предвкушая пускай и мерзкий с виду, но все же завтрак.
— Это же как ты умудрился ее поймать? — спросила Маша, не отрываясь от дела.
— А я и не поймал ее, — стал рассказывать Тихон, постоянно облизывая пересохшие губы. — Я проснулся с полчаса назад, пошел поискать местечко где бы отлить, и тут вижу… вот эта вот прелесть стоит у самой стены, мордой вертит и вынюхивает. Потом приметил какую-то увесистую хрень на полу, быстренько поднял ее и бросил прямиком в эту тварь, угодил прям в башку, мозги всмятку!
— Увесистая хрень? — поинтересовалась Арина и едва сдержала смешок.
— Ну… да, — засмущался парень, залившись краской. — Я просто не знаю, что это такое. Что-то черное. Хочешь, я сбегаю и принесу?
— Да нет, не стоит, — глаза Арины с благодарностью улыбнулись.
— Теперь ты гроза всех крыс и мышей. — Матвей хлопнул парня по плечу. — Молодцом, Тихон.
— Да, ты большой молодец, — подтвердила Надя.
Кажется, одобрение Нади для мальчугана стало наивысшей наградой, и он раскраснелся еще больше.
Тем временем Маша принялась разрезать тушку на кусочки.
— А ее есть-то можно? — насторожилась Арина, поглядывая на бледное мясо.
— Плевать, я ее хоть сырой готов сожрать, — отозвался Юдичев.
— Можно, — ответила на вопрос Арины Маша, — главное прожарить как следует. Надо найти что-нибудь, на что можно насадить мясо. Какой-нибудь прут… Не знаю.
— Я кажется знаю, что может подойти, — вызвался Тихон и уже вскочил на ноги. Гордость