— Я часто приходил сюда подростком. Я был скорее бунтарем.

— Ты? — сдержанный, аккуратный, холодный. — Бунтарь?

Я сняла туфли, балансируя на цыпочках. Легкая улыбка на мгновение исчезла, и я взяла свои каблуки в руке. Я прогуливалась по краю крыши, исследуя необъятность мира только для нас самих.

— Ты не можешь просто бросить что — то подобное и ожидать, что я не буду любопытствовать, — добавила я, чувствуя, как тяжесть его взгляда пытается дестабилизировать меня. — Каким ты был подростком? Я рассказала тебе свою историю; теперь расскажи мне свою.

Я споткнулась, желая не отрывать от него взгляда, но он поймал меня одной сильной рукой, заключив в свои объятия. Он притянул меня к своей груди, луна освещала половину его лица. Мне было трудно дышать, когда я пробормотала:

— Я в порядке.

Мои ноги благополучно коснулись пола, и мы тронулись с места. На его челюсти образовался узел, как будто я отталкивала его или вызвала что — то нежелательное.

— Раньше я работал на временных работах, чтобы выжить, надеясь, что справлюсь сам. Я был другим человеком.

Итак, Аякс вырос в бедности. Возможно, мы не так уж сильно отличались.

— Должно быть, это было тяжело. Я понимаю эту борьбу, — но что — то в том, как он произнес это, почти машинально, показало, что он что — то скрывал. — И что же тогда изменилось?

— Я получил именно то, что хотел, и стал тем, кем хотел, — его рука на секунду дрогнула. — И этого оказалось недостаточно.

— Что ты имеешь в виду?

— Большинство людей — сплошное разочарование.

— Я согласна, но так не со всеми, — сказала я, его шрамы взывали ко мне, его каменное сердце билось в гармонии с моим. — Вот почему ты такой замкнутый? Таким тебя сделало твоё прошлое?

Он немного подождал, поэтому я добавила:

— Иногда гораздо легче довериться незнакомцу.

Тому, кого ты больше никогда не увидишь.

— Я никогда не позволял своему прошлому формировать меня. Я контролирую себя, а не другие, — его глаза читают мои, запечатлевая во мне мощное послание. — И какова твоя история, Аврора?

— Я? — я рассмеялась, наполовину апатично, наполовину отчаявшись. — Я была, наверное, как и все дети — счастливая и полная надежд, придумывающая бесчисленные истории. Я была хорошей девочкой в балетных туфельках, платьях пастельных тонов с оборками и лентой в длинных локонах. Полная надежд девушка, которая верила в обещание жить долго и счастливо и в ложь о том, что когда — нибудь может настать её черёд. Я хотела стать легендарным рассказчиком, которая вдохновляла бы уродливый мир. Для меня не было ничего невозможного, пока ты веришь. Какое клише.

Это прозвучало нелепо. Должно быть, он принял меня за наивную чудачку, судя по тому, как напряглось всё его лицо, наверное, недоумевая, зачем он вообще спросил.

— Я была свидетелем любви в её чистой и волшебной форме, когда росла с родителями, которые не могли оторвать глаз друг от друга за обеденным столом. Мой отец приносил моей маме желтые георгины каждый раз, когда возвращался из своих деловых поездок, точно так же, как он садил меня на тюк сена и вычислял возраст божьих коровок со мной и моей сестрой, — добавила я, доверяя незнакомцу, которому было наплевать на мою предысторию или у которого не было желания становиться моим личным психологом. — Но все эти воспоминания были ложью, которые я создала, чтобы скрыть неясную правду.

Ту, где мой отец бросил мою мать, мою сестру и меня — и нашу сказочную жизнь.

Я прокручивала воспоминания в голове. За обеденным столом мама держала вилку до тех пор, пока не сломала её, чтобы скрыть от нас неприглядную правду. Мой отец принес любимые цветы моей мамы, надеясь, что она простит его за то, что он вел двойную жизнь и снова разбил ей сердце. Он повел меня на прогулку, чтобы мама могла поплакать в одиночестве и хорошенько прибраться, чтобы убрать все следы другой женщины и детей, которые были у него в другом месте. Семьи, которую он предпочел нам.

За одной плохой новостью всегда следует другая, и моя сестра поплатилась за ложь моего отца.

— Что — то случилось, Аврора, — я вспомнила, как моя мама рыдала по телефону. — Звонили из школы. Это Луна.

Моё сердце бешено заколотилось, воспоминание было таким ярким.

— Она ввязалась в жестокую драку, и…Я не знала. Она никогда не говорила нам…Это происходит уже несколько месяцев.

— Ты говоришь в прошедшем времени, — голос Аякса спас меня от ещё большего погружения в пустоту, его глаза искали правду под ней.

— Потому что мне причинили боль, — я впервые признала свою уязвимость, прежде чем позволить своему сердцу снова укрепиться. — Я имею в виду, нам всем бывает больно, верно?

— Я полагаю, — просто сказал он. — Как ты узнала, что это причинило тебе такую боль?

Какой странный вопрос.

— Потому что, как бы сильно я ни хотела снова стать тем человеком, я не могу, и в этом моя проблема. Теперь я, вероятно, закончу тем, что стану враждебной старухой, о которой дети шепотом рассказывают страшные сказки. Той, кто носит длинную шубу из искусственного меха и пишет мрачные криминальные романы с дьявольским смехом, — пошутила я с нервным смешком, на что он даже не удостоил меня подобием улыбки.

— Такой ты себя видишь? — его тон был сухим.

— Ты знаешь… — я нервно поиграла пальцами. — Что у меня отняли жизнь. Я стала той, в ком нуждалась, кем — то сильным и свирепым, на кого я могла положиться, чтобы выжить. Если я снова стану той наивной девочкой, я утону. Есть ли в этом смысл?

Наши взгляды встретились, и стальной барьер вокруг моего сердца медленно рухнул.

— Это ерунда. В этом нет смысла. Я…

— Тебе нужен был герой, но у тебя не было никого, кто мог бы позаботиться о тебе, поэтому ты стала злодеем, — он облек в слова то, что я не могла объяснить. — Я понимаю это лучше, чем ты думаешь.

— Что делает тебя таким? — в первый раз я почувствовала свободу быть той, кто я есть. Второстепенный персонаж, у которого не было того, что нужно, чтобы стать героем, который медленно превращался в ожесточенного, жалкого злодея.

— Я пожертвовал всем, чтобы стать тем, кто я есть, и я бы сделал это снова, эгоистично, — он прочистил горло. — Расскажи мне что — нибудь о себе.