В студию он уже не вернулся.

Через две недели всплыло в интернете его интервью с Лялей Цукато. Лёлик, видимо, по её совету покрасивший волосы в малиновый цвет, говорил, что ролики, которые он выставлял на канале, — визуальное эхо будущего. Он нисколько не преувеличивает. Это то, что нам, всему человечеству, предстоит испытать. Это реальный конец света, гигантская ката­строфа, вздымающийся над горизонтом времени эсхатологический мрак. Необходимо принимать срочные меры...

Надо отметить, говорил он неважно: мямлил, путался, понижал голос до шёпота, слов временами было не разобрать, делал какие-то нелепые жесты. Соответственно, и эффект оказался нулевой. Общее — вялое — мнение в немногочисленных комментариях сводилось к тому, что это просто такая тупая реклама. Пытаются оживить выдохшийся проект. Кира позже сказала, что одновременно он послал письмо в администрацию президента, изложил то же самое. И что? Словно камень в воду. Ничто даже не булькнуло.

Следом за Лёликом исчезла Ирма. Ещё в июне киногруппа Аврелия уехала в Черногорию, на натурные съёмки. Первоначально для этого предполагался Крым, но Садовников, посмотрев фотографии, Крым отверг: пейзажи не те, чистый гламур, нам требуется что-нибудь более выразительное. В конце июля группа с Балкан возвратилась, но Ирмы с ними почему-то не оказалось.

— Решила рожать в Сербии, — мельком заметила Кира.

Меня  будто  обухом  по  голове  вдарило.

— Кого рожать?

— Ну, уж таких подробностей я не знаю. — Кира внимательно на меня по­ смотрела. — Ты что, не в курсе?

Откуда?

Я действительно не видел Ирму с весны, когда она переехала в офис «Аноды».

— Кстати, уже вышла замуж, — сказала Кира. — Скорострельный роман с продюсером из «Гольфстрима». Или он помощник ответственного продюсера, точно не помню. «Гольфстрим» вроде бы покупает у «Аноды» права: собираются снимать сериал по вашему фильму. Между прочим, у него вилла на побережье. Где-то около Бара, курортное место. При­слала мне фотографии. Красиво, вода в бассейне, как из зеленоватого хрусталя. Хочешь глянуть?

— Нет, — отрезал я. И поспешно отвернулся к компьютеру.

Так вот оно как. Ещё в Алексино, помнится, Ирма призналась, что больше все­го хочет добиться успеха. Успех — главное, что требуется человеку. Успех — это жизнь, это воздух, которым дышишь, это безусловное признание факта, что ты существуешь. Есть успех — значит, есть человек. Нет успеха, ты — призрак, смысловая невнятность, и непонятно,зачем пришёл в этот мир.

А ещё она тогда же сказала, вспомнив, видимо, сериал, популярный несколько лет назад, что успех требует полного самоотречения. Самоотречения и самопожертвования. Вот так. Хочешь добиться успеха — надо сжечь всё, что у тебя есть. Надо войти в огонь, чтобы стать повелительницей драконов.

Вот она и сожгла.

— Разумеется, — фыркнула Кира, когда я как-то, под настроение, рассказал ей об этом. — Ничто не имеет такого успеха, как успех.

Это опять, вероятно, была цитата.

Жизнь Киры, что меня от неё и отталкивало, состояла в основном не из жизни, а из таких вот цитат. Из того, что думали и чем жили другие. Из того, что повторялось и повторялось сто миллионов раз.

В августе, однако, наступила и её очередь. Вдруг, без какого-либо предупреждения, кабинет юриста заняла женщина лет сорока с белёсыми тугими кудряшками, по-овечьи обрамляющими лицо.

— Вы кто? — спросил я, наткнувшись на неё в коридоре.

— Я здесь работаю...

Вот те раз!

Пройдя в кабинет Вадима, я задал тот же вопрос:

— Это там — кто?

Вадим тяжело, так что захрипело в груди, вздохнул, достал из шкафчика пузатую початую бутылку, пару тяжёлых стаканчиков и плеснул коньяка:

— Давай хряпнем, что ли...

— Ну, давай хряпнем, — сказал я.

И мы хряпнули, выдохнув одновременно со свистом, как паровозы.

А затем Вадим объяснил, что Кира только что приобрела несколько гектаров земли на Южном Урале: «Ковчег», закрытое акционерное общество, сейчас там строится жилой комплекс на сто пятьдесят человек... Пейзаж вокруг изумительный: речка, лес, как в сказке, два синих озера...

— А где она деньги взяла?

Впрочем, об этом можно было не спрашивать.

Я спросил о другом:

— Надеетесь спастись?

Вадим вновь щедро плеснул в стаканчики:

— Знаешь... скучно мне без неё...

И,  наконец,  словно  подводя  потерям итог, исчезла Зарина. Августовские известия от неё дышали нарастающим отчаянием. С матерью ей связаться не удалось: глобальная сеть распалась; национальная, сербская, еле-еле держалась. В лагере начались перебои с доставками продовольствия, пайки были уменьшены, из-за питьевой воды вспыхивали жестокие драки. В одной из палаток заболело сразу несколько человек, и кругами начали расходиться слухи о начинающейся эпидемии — объявился новый штамм азиатской «блошиной чумы». Воинские подразделения блокировали весь район. В лагере тут же закипели панические водовороты. Убили двух «самокатчиков», якобы у них появились подозрительные пятна на коже. Врач медпункта, прижатый толпой к стене, хрипел, что он тут бессилен. Сам медпункт разграбили и подожгли. Многие пытались бежать, но тех, кому удавалось прорваться сквозь военный кордон, беспощадно отстреливали местные жители. В конце концов, после ночного совещания с теми же «самокатчиками», решено было, что выбираться надо всем вместе. «Самокатчики» раздобыли где-то пару «Калашниковых» и, воодушевлённые этим, утверждали, что пробиться через кордоны возможно: цепь редкая, солдаты, боясь заразы, преследовать не станут. Единственное, надо обходить стороной любые селения. А значит — запастись продуктами и водой. Идти нужно, естественно, не на Белград, там как раз на дорогах будут заслоны, а на северо-запад, на Сеницу, в горах возле Златарского озера можно будет укрыться. Главное, что на озере у них будет доступ к воде...

Это было последнее сообщение. В конце августа ролики от Зарины приходить перестали. В «Аноде» началась лёгкая паника: как быть, чем поддерживать популярный и перспективный канал? На меня сильно давили. Я даже удостоился аудиенции у директора по управлению персоналом, который поил меня кофе и взывал к корпоративному патриотизму: мы ведь — одна семья, каждый вносит свой вклад и всем становится лучше. Я прикидывался чайником и абсолютно искренне объяснял, что роликами у нас занимался Лёлик. Я о его методах понятия не имею. Я не программист, не сетевик, не дизайнер, ищите Лёлика! Моё дело — текст. Атак, разумеется, — чем могу, буду рад поспособствовать, всей душой...

Однако Лёлик, вместе с Кирой пребывавший сейчас на Урале, был для «Аноды» недосягаем. Я не