Шрифт:
Закладка:
Хотя, чем дольше я жила, тем больше встречала исключений. Например, дедуля Ирмы, человек, был в свое время очень известным борцом за справедливость. Мне о нем рассказывал Наставник, приводя в качестве примера силы и веры в собственные убеждения. Сильнейший огненный архимаг, он тем самым огнем и мечом отстаивал право на существование каждого Дара. В том числе, и антимагии. Во многом именно благодаря ему, в Подземном Городе довольно быстро презрительное отношение к людям сменилось сначала подобием, а потом и настоящим уважением. И не исключено, что именно поэтому на него обратила внимание дочь самого Властелина Бездны. Что ж, прощай, еще одна легенда...
Ирма плакала так горько, так искренне переживая свою потерю, что мне оставалось только ответить ей взаимностью. Я подсела к огневичке поближе, обняла за плечи и, слегка заблокировав ее Дар, добавляющий остроты переживаниям, дала возможность выговориться и выплакать свое горе.
Пристав отдела ликвидации преступников с наличием Дара — не самая спокойная работа. С нее Ирма уйдет много лет спустя, только аннулировав свое последнее задание, выйдя замуж за Верховного жреца.
* * *
А вот и еще одна причина, по которой я никогда не посещала шабаши — незнакомый балдахин над кроватью перед глазами... И не то, чтобы я не помнила, как сюда попала. Я даже помнила, почему! Но, кажется, это было не очень... профессионально.
До дворца меня все-таки проводили Элеонора и Дарин. С ними определенно невозможно было спорить. Тем удивительнее, что ментальный Дар на меня тоже не действовал.
Я зашла через боковой вход, от которого до жилого крыла было ближе всего. Скинув туфли за дверью, ведущей в "домашние" покои, я вытащила пробку из бутылки с коньяком, врученной мне добрыми девочками "на дорожку", и сделала несколько глотков прямо из горлышка. В принципе, учитывая, сколько на тот момент уже было внутри меня, они проскользнули, лишь слегка согрев до кончиков пальцев.
Так, с туфлями в одной руке и бутылкой в другой, я шла по коридорам эльфийского дворца, представляя себя хозяйкой всего этого великолепия. Нет, ну а почему бы в самом деле и не... да? Араннис утверждает, что влюблен, мне он... скажем, не неприятен... Вит вообще настаивает... Мягко и незаметно, но я же все-таки психолог! Кстати, а почему? Хм... я замедлила шаги, почти остановившись.
Какая-то мысль билась на краю сознания, но никак не хотела показаться полностью. Ладно, Создатели с ней, придет. Еще глоток и поворот направо. Или мне нужно было налево?
Мягкий ковер скрадывал шаги, нежно обнимая длинным ворсом ступни, и я сама не заметила, как приблизилась к сердцу Леса — личным покоям Правителя. В отличие от некоторых, на экскурсию сюда я не ходила, но догадаться труда не составило. Достаточно пройтись туда-сюда вдоль гигантских створок.
Коснулась их рукой — резьба такая тонкая, что было нереально предположить, что здесь обошлось без магии. Не помню, кто именно из советников рассказал мне, что при украшении дворца Правителя, все панели, колонны, витражи и остальную красоту пришлось делать вручную, чтобы не создавать теоретически возможный конфликт с по-настоящему нужными охранными заклинаниями.
Мысли слегка путались, выдавая очень странные ассоциативные ряды и цепочки. Например, предположение, что двери традиционных апартаментов эльфийской леди-жены, скорее всего, выходят в сторону другого крыла. Я хмыкнула, если они тут вообще есть... Понятное дело, что внутренняя политика — такая внутренняя, но куда все-таки делась мать Этира?
— У вас все в порядке, леди Сайринн? — голос заставил вздрогнуть.
— Лорд Веста-Таваринн, — я сделала глоток коньяка. — Вы меня напугали!
— Ну, что вы, — эльф попытался изобразить приветливую улыбку, протягивая мне руки с раскрытыми ладонями. — И в мыслях не было! Зовите меня Эльвинг...
Его глаза, как и пара завитушек клановых татуировок, видневшихся из-под широких рукавов рубашки, слабо засветились зеленью. От неожиданного предложения я слегка протрезвела. Он что, пытается ко мне... подкатить? Да ладно!
Я с трудом сдержала неуместный, но от того неумолимо рвущийся наружу, истерический смех. Его леди добилась развода еще в прошлом году, оставив за младшей дочерью право Первой наследницы клана, но, похоже, не в меру амбициозный папаша Алиниэль не терял надежды отомстить бывшей супруге. Например, обзаведясь новыми наследниками.
— Давайте, я вас провожу до своих... то есть до ваших, конечно, покоев, — быстро сориентировался он, вообще не упрощая мне задачу. Сдерживаться становилось все сложнее.
— Л...лорд Веста-Таваринн, — стараясь не слишком явно всхлипывать, выдавила я. — Я прекрасно знаю дорогу!
— То есть, вы хотите сказать, что среди ночи пришли сюда на разведку? — иронично приподнял бровь советник, кивая на мои руки, занятые туфлями и бутылкой.
Согласна, странное и необычное поведение для всегда сдержанной леди психолога. Но что поделать, мы тоже люди. И ничто человеческое нам не чуждо.
Несмотря на наваливающуюся усталость и сонливость, кивнуть получилось вполне уверенно.
— Так это правда! — наигранно удивился он. — Что ж, могу только позавидовать лорду Эльдалиэве! Стать Правителем нашей прекрасной страны и жениться на самой великолепной женщине!..
Я невольно поразилась тому, сколько неприкрытой злобы было в его обычно холодном и ровном голосе.
— Завидуйте молча, лорд Веста-Таваринн, — пророкотал знакомый бас над нашими головами. — Что вы здесь делаете, Ми...леди Сайринн?
Да что ж они все такие внезапные! Я, не оборачиваясь, запрокинула голову. Араннис беззвучно материализовался за моей спиной (в пору поверить, что он обзавелся способностью к телепортации!) и сейчас хмуро и вопросительно взирал на меня с высоты своего роста.
— Я уже собиралась идти к себе, — честно призналась я.
— Я сам вас провожу, — бросив тяжёлый взгляд на советника, с нажимом проговорил будущий Правитель эльфийского Леса.
— Доброй ночи, лорд главный лекарь, — с точно выверенной издевкой склонил голову конкурент.
— И вам того же, — увлекая меня в соседний коридор, не глядя, бросил Араннис.
Отойдя на приличное расстояние и, видимо, убедившись, что советник уже не может нас подслушать, он остановился.
— Мирра, — он аккуратно отвел с моего лба растрепавшуюся прядь. — Ты же не хуже меня знаешь, что