Шрифт:
Закладка:
Человечество в опасности
Начальство не было уверено, что именно мне следует инкриминировать – сионизм или антисоветизм.
Решили вменить и то, и другое.
Все члены суда были художниками-бюрократами. Они потребовали объяснить содержание картины и ее красный фон.
В ответ я промямлил что-то по части общечеловеческого.
Тогда один партийный босс заметил, что это – чуждая советским людям идеология экзистенциализма, провозглашенная политически неграмотным французским философом Жан-Поль Сартром.
Другой чиновник обратил внимание коллег на то, что красный фон на картине не что иное, как издевательство над святым красным знаменем, а изображенные люди выдают злобный умысел автора – насмешку над достойным советским народом – строителем коммунизма.
Наконец, третий функционер грозно спросил, прочел ли я вчерашние газеты. Услышав отрицательный ответ, он вскипел:
– Напрасно. Мир, между прочим, на грани ядерной войны. Американцы потрясают оружием. Человечество в опасности. А вы себе позволяете такое!
На слове «такое» меня попросили выйти. Суд был закончен.
Приговор – общественное порицание.
Старик, ты, надеюсь, понял…
Любопытно, что человек, напомнивший собравшимся об американской угрозе, чуть позже нашел меня в кулуарах здания и, убедившись, что никого рядом нет, сказал:
– Старик, ты, надеюсь, понял, что я сделал все, чтобы тебя спасти? Ты сам себя погубил: вместо того чтобы молчать и вести себя тихо, ты все время возражал. Всем стало ясно, что ты не осознал своей вины.
Спас меня художник Игорь Попов, возглавлявший после смерти Тальберга Московский СХ. Когда «снизу» и «сверху» от него потребовали моего исключения из Союза художников, он ответил, что в этом случае сложит с себя полномочия.
Вероятно, Попов, с одной стороны, поступил, как говорится, по совести, а с другой – не хотел создавать опасного прецедента в подведомственной ему организации.
Я до сих пор благодарен этому достойному человеку.
Волчий билет
В 1984-м году у меня должна была состояться за несколько лет до того запланированная выставка в Центральном доме работников искусств.
Руководство Дома ничего не знало о литовских баталиях. Осведомленные друзья из выставочной комиссии посоветовали мне с осторожностью отобрать работы, что и было сделано.
Выставка торжественно открылась при большом скоплении народа. Как водилось тогда, на вернисаже произошло жаркое обсуждение выставленных картин, после чего устроили банкет в местном ресторане.
Приехав на следующий день в ЦДРИ, я обнаружил двери выставочного зала закрытыми.
Оказалось, что в этот день в 9 утра в помещении напротив выставочного проходило заседание Горкома партии. На повестке дня было усиление идеологической работы в области искусства.
Референт Горкома по идеологии тов. Рогожин в докладе в качестве примера серьезного идеологического просчета привел крамольную выставку Брускина в Вильнюсе, обрисовав творчество художника самым непривлекательным, с точки зрения партии, образом.
В 11 часов напротив распахнулись двери.
В 12 участники конференции во главе с Рогожиным вышли на обеденный перерыв и увидели криминальную выставку идеологического врага у себя под носом.
Разразился скандал. Выставку немедленно закрыли. Руководство Дома сняли.
Мне навсегда выдали выставочный «волчий билет».
Верный ленинец
В 1985 году в России пришел к власти верный ленинец Горбачев.
Предписав всем советским людям вместо водки пить кефир и быть дисциплинированными, он объявил гласность и перестройку.
Никто всерьез не воспринял новичка: советские лидеры время от времени провозглашали «новый» этап развития социализма на его неотвратимо победном пути к коммунизму.
Это выглядело очередным омолаживающим макияжем на лице знакомого старца.
До 1987 года Россия по-прежнему была изолирована от мира пресловутым железным занавесом.
Культура оставалась под жестким идеологическим контролем.
В стране проводились помпезные тематические выставки, посвященные славным большевистским датам.
Непроинформированная общественность
Позвонил Пригов и сказал, что Московское телевидение хочет снять репортаж о новых неизвестных поэтах: Пригове, Рубинштейне, Гандлевском и Кибирове.
Саныч (как я его называл) предложил провести съемку у меня в мастерской на Маяковке с коварной идеей поместить мои картины в качестве фона и, таким образом, проинформировать общественность о моем существовании.
Я подготовил «фон» в виде «Фундаментального лексикона».
В назначенный час ко мне ввалилась команда телевизионщиков в сопровождении слуг московского Парнаса.
Не зная, кто хозяин мастерской, дама-режиссер в моем присутствии громко сказала оператору:
– Снимай так, чтобы эти гнусные картины ни в коем случае не попали в кадр.
Общественность так и осталась непроинформированной.
Обновленные принципы
В феврале 1987 года художники решили организовать выставку «Художник и современность» в выставочном зале на Каширке.
Были приглашены те, кто по тем или иным причинам не соответствовал принципам социалистического реализма и не мог показывать свои работы ранее.
В то же время Горбачев, желая продемонстрировать всему миру «добрую волю» и обновленные коммунистические принципы, организовал помпезную конференцию в Москве, так называемый «Форум за безъядерный мир».
Наприглашал выдающихся деятелей политики, религии и искусства.
Откликнувшись на призыв, среди прочих приехали Фридрих Дюрренматт, Макс Фриш, Йоко Оно и Милош Форман.
Мы постарались через знакомых переводчиков оповестить участников конференции о том, что в Москве открывается альтернативная художественная выставка, и лично пригласили вышеназванных мировых знаменитостей на вернисаж.
Заранее договорились, что если власти захотят убрать какие-либо работы, то все художники снимут свои произведения со стен.
Жрицы власти
Как было заведено, когда была готова экспозиция, явились цензоры в виде двух идеологических дамочек из Министерства культуры осуществлять партийный контроль.
Жрицы власти потребовали убрать две работы.
Их партийную нравственность возмутила картина В. Янкилевского «Свет и тьма», в центре которой был изображен мутант с головой, растущей из заднего прохода.
Политическую бдительность шокировала моя картина «Фундаментальный лексикон».
Ценное указание
Оповестив дамочек, что на открытие приглашен весь культурный бомонд с проходящей горбачевской конференции, организаторы-художники отказались снять эти работы.
Стояли насмерть, угрожая международным скандалом: мол, мир узнает, что горбачевская гласность – очередное надувательство и потемкинские деревни.
Надо сказать, культурные бюрократы находились в тот момент в смятении: не хватало ценных указаний сверху. Никто не знал, куда подует ветер в следующую секунду.
В конце концов, ценное указание спустил с министерского олимпа тогдашний министр культуры.
И в Москве открылась первая свободная нецензурированная выставка.
Во-первых, никакой композиции…
На следующий день после открытия художница Нина Сергеева, член партийного бюро секции живописи, с этюдником на плече, в белой хлопчатобумажной кепке