Капитан выбрал позицию вдоль опушки, около отдельного здания чего-то мукомольного возле дороги. Опушка леса была на одной оси с дорожным полотном дамбы, а расстояние до огневой позиции батареи гарантировало минимальный разброс. Флеров уверил что девяносто пять процентов попаданий будет в полотно.

— Пристрелку орудием ведите аккуратно, что бы противник ничего не заподозрил.

— Сделаем так, что комар носа… — тут я его прервал.

— Как будете уходить, по дороге или по просеке?

— Еще не знаю. Определюсь на месте.

— Добро. Берите своих топиков и разведчиков и проведите рекогносцировку. Инженерную разведку путей выхода на позиции и отхода произвести особенно тщательно.

— Все понял товарищ полковник, разрешите идти?

— Нет. Зайдите на наш узел связи и получите позывные и частоты для связи. Вам надлежит быть постоянно на связи с моим штабом. Познакомитесь заодно с майором Климовским, моим НШ.

— Разрешите идти?

— Свободен капитан.

Вот уж не думал, что судьба сведет еще с одной легендой нашей армии. Хотя если честно, как однажды мне рассказал в академии один ветеран с кафедры артвооружения, на начало войны в составе РККА было несколько батарей реактивных минометов. Они были разного состава, так как опытным путем устанавливали оптимальную штатную организацию частей с новым видом вооружения. Если мне не изменяет память, то Флерову досталась самая большая батарея, почти дивизион.

— Яков Григорьевич, может пока спокойно, проедемся на учебное поле, посмотрим как проходит «обкатка» пехоты трофейными танками и подготовка ПТОшников?

— Согласен.

Прибыв на место, мы увидели как мой «трофейный» батальон идет в атаку в соответствии с немецкой тактикой — двойным клином, даже тройным. За танками по мере их продвижения, поднимались мишени. Сейчас по ним азартно палила засевшая в сплошных траншеях наша пехота. Надо сказать, что действовала она грамотно, не суетясь выбивала чуть ли не залпами командиров и пулеметчиков, а между их появлениями остальную пехоту.

Мне было интересно как она себя поведет, когда до линии окопов дойдут танки. Не смотря на мое волнение, я не усмотрел даже нервозности. И что меня больше всего удивило — никто из окопов не высовывался, а имитация разрывов регулярно происходила как только танк пересекал траншею.

После завершения учебной атаки, мы подошли к командиру, который руководил занятием.

— Ловко батальон отбил атаку танковой роты, только я не заметил гранатометчиков и «бутылочников», а взрывпакеты исправно хлопали. Как так?

— Старшина Крючков придумал хитрую штуку.

— Какую, доложите!

— Тогда прошу со мной, товарищи полковники.

Он привел нас к недалеко расположенному пункту боепитания, на котором в отдельной нише были сложены использованные цинки от патронов. К ним были приделаны крюки, по форме напоминающие проволочные плечики, только сам крючок был развернут на девяносто градусов. Покрутив в руках это приспособление, поднял взгляд на командира.

— Красноармеец находясь в окопе или траншее, в момент, когда танк противника проезжает

над ним, вот этим крюком цепляет цинк за гусеницу, которая и затягивает его на верх. Происходит взрыв, танк обездвижен и дальше по обстановке — или ПТОшники добивают, или «бутылочники».

— Да просто и со вкусом. Старшину поощрить и доложить об этом. И еще один вопрос: как происходит инициация подрыва?

— Используется натяжной взрыватель от противопехотки, который приводит в действие боец находясь в укрытии использую кусок бечевки.

Выйдя из окопчика, приказал срочно найти Нечаева.

— Что задумал Александр Андреевич? — обратился ко мне Крейзер.

— Есть одна мыслишка… Надо с Нечаевым проконсультироваться…

Дед Павел появился через несколько минут. Не дав ему раскрыть рот, сунул ему в руки самопальный заряд.

— Смотри что один старшина придумал…

— Ничего такого…

— Да просто и со вкусом! Заметь, что бойцу не надо высовываться из укрытия и метать связку гранат или бутылку. И самое главное… Надо чтобы в этом цинке был не просто заряд, а кумулятивный. Сроку тебе на это полдня!

— Не дурак понял… — вторую часть фразы дед Павел не произнес, а молча развернулся и ушел.

Дальше мы с Крейзером прошли на огневые противотанкистов. С их позиций доносился непрерывный треск винтовочных выстрелов. Там во всю шла тренировка на время поражения целей. Для ПТОшников основным упражнением было отражении массированной танковой атаки, когда одно орудие вынуждено противостоять четырем-пяти боевым машинам противника. На первом этапе подготовки расчеты стреляли по щитам из прикрепленныхк стволам орудий немецких карабинов, от которых шла обычная проволочная тяга к наводчику.

Мы подошли к ближайшему расчету, изготовившемуся к стрельбе, и я задал вопрос наводчику:

— Как будете стрелять товарищ младший сержант?

— Точно и метко, товарищ полковник! — не растерялся красноармеец и насмешливо посмотрел мне в глаза.

— Ну, если вы товарищ наводчик не растерялись перед двумя полковниками, то есть надежда, что и перед настоящими немецкими танками не сплохуете?

Команда «огонь» прервала наш разговор. До этого мирно стоявшие за орудием упряжки лошадей, потянули самодельными стальными тросами установленные на полозья макеты танков. Кое-кто из орудийных номеров орудия занервничал, но курносый наводчик спокойно выжидал приближения ближайшего к нему макета к красному флажку, и потом очень быстро одну за другой поразил пять целей. После того как осмотрели макеты, подсчитали пробоины, полковник Крейзер снова спросил наводчика:

— Какие результаты?

— Младший сержант Тарханов выполнил упражнение. Из пяти танков три подбиты, оставшиеся два орудие уничтожили!

— Разрешите доложить, товарищ полковник, — вмешался командир руководящий подготовкой, — младший сержант неправильно сказал. Его результаты — из пяти выстрелов пять попаданий!

Мы все вместе осмотрели макеты: в каждом из них было попадание.

— Так почему же вы уменьшаете количество пораженных целей младший сержант?

— Товарищ полковник, — твердо и уверенно докладывал Тарханов, — два макета поражены в самой верхней части, а, как известно, там броня имеет наклон и вызывает рикошетирование снарядов.

— Откуда это вам известно сержант?

— Об этом нам рассказали танкисты из трофейного батальона, которые были с вами под Минском.

— Как думаете что надо предпринять чтобы не допустить в реальном бою уничтожение орудия и его расчета?

— Пехотное прикрытие с «цеплялками» товарищ полковник! Хотябы отделение на орудие.

Я с уважением взглянул на краснощекого девятнадцатилетнего парня, — ведь, пожалуй, следует внести в учебный план поправку. Правда, поправка несколько усложнит обучение, но зато будет осуществляться более тщательная и осмысленная подготовка личного состава для действийв боевой обстановке.

— Капитан, — обратился я к рядом стоящему командиру, — перед каждым орудием вырыть траншею и посадить туда пехотное отделение!

— Разрешите доложить?

— Давай.

— Когда расчет уверенно начинает выполнять этот норматив, его переводят на другое учебное место, где орудие реально атакуют трофейные танки. На третьем учебном месте реальные атаки происходят на батарею ПТО, которая действует из засады. Там и есть пехотное прикрытие. Таким образом в неравный бой вступают подразделения наиболее полно подготовленные в тактическом, и самое главное психологическом плане.

После противотанкистов мы посмотрели как группа разведчиков и связистов укладывают полевой трофейный телефонный кабель через небольшую речушку, пока еще в нашем тылу. Крейзер впервые наблюдал за тем как я готовлю театр для боевых действий.

— Яков Григорьевич, ты спрашивал как данные об обстановке в тылу противника поступают в мой ситуационный центр?

— В таким образом, — я кивнул на солдат укладывающих кабель. — Через водные преграды кидают трофейный, он намного более водонепроницаемый чем наш. Ну а там где посуше используют наш.

— Ловко ты придумал, и ведь не запеленгуют!!! Да-а-а… — он восхищенно глянул на меня. — Но немцы не дураки, быстро сложат два и два, поймут, что радиограмм нет и начнут искать… И найдут. Что тогда?

— Ну… что бы этого не допустить, придумали мы одну хитрость…

— Расскажешь?

— Легко… От тебя у меня секретов нет.

— Интересно, чувствую что опять будет интересный и неожиданный ход.

— Это уже тебе судить. А идея такая… В самый неудобный для нас момент, когда мы или не успеваем перегруппироваться