перестанет существовать. Ни один из его учеников не сможет воспитать себе подобных. Все они похожи на Сакумаса, который слишком полагается на свои мускулы. И годятся лишь на роль исполнителей. Ну что ж, такие люди тоже нужны!

У Японии много врагов. Их надо убивать. Тогда перед Японией откроется великий путь.

Старый человек в черном кимоно смотрел на гладь залива Кагосима, которая из зеленой стала свинцово-серой. Много лет назад он стоял на том же самом месте и восхищенно разглядывал картину, открывавшуюся перед ним…

Осень была в разгаре. Осень 1941 года. Где-то в далекой России шла кровавая война. Но кто думал о ней в Кагосима. Японская армия вела нескончаемую войну против Китая. Американский президент Рузвельт грозил Японии экономической блокадой, если она не выведет войска из Индокитая. А на берегу залива Кагосима возвращавшиеся с занятий школьники смотрели, как с моря — эскадрилья за эскадрильей — на них надвигались морские торпедоносцы. Самолеты шли на бреющем полете. Перед вулканом Сакурадзи-ма они сбрасывали учебные торпеды и быстро набирали высоту.

Никто из тех, кто стоял тогда на берегу, не знал, что залив Кагосима очень похож на Пёрл-Харбор — главную базу американского военного флота на Тихом океане и что самолетам, тренировавшимся над Кагосима, предстоит в стремительной атаке уничтожить гордость военно-морских сил Соединенных Штатов, доказав могущество Японии и ее превосходство над западными варварами…

Старый человек в черном кимоно, слишком легком для январского дня, не обращал внимания на холодный морской ветер. Не думал он и о том, к чему привела Японию победоносная атака на Пёрл-Харбор. Капитуляцию 1945 года он считал не поражением, а всего лишь неудачей. Неудачи же не смогут испугать воинов, уверенных в окончательной победе.

Вулкан Сакурадзима был почти не виден. Учитель прикрыл глаза. На мрачном фоне вулкана перед ним вновь заскользили серебристые силуэты торпедоносцев с огненно-красными кругами на крыльях — отражение солнца, встающего на востоке.

Ниндзя: специальное задание

В семь часов утра в токийском районе Асакуса скучно и серо, не то что вечером. Район крупных универмагов и театров, ресторанов и клубов, баров и дискотек оживает с заходом солнца. Утром — лишь поток автомобилей, направляющихся в деловые и официальные кварталы столицы, в Маруноути и Ка-сумигасэки, и толпы одинаково одетых и одинаково спешащих на работу людей.

Маленький пикап Ёсико Сэгэва двигался в обратном от центра направлении. На свободном сиденье лежал список клиентов. Ёсико была за рулем больше часа, и ей оставалось объехать еще три дома.

Сегодня, как и почти каждый день, они с мужем встали в половине четвертого утра, чтобы ровно в четыре быть на самом большом в мире рыбном рынке близ улицы Харуми. Исао и Ёсико Сэгэва держали небольшой ресторанчик, где посетителей угощали исключительно сырой рыбой — суси. Сырая рыба обязательно должна быть свежей, и ежедневно они обновляли свои запасы. Рыбный ресторанчик достался им от рано умершего отца Ёсико. Родители Исао погибли в войну. Сэгэва усыновили его, дали свою фамилию. С детства Ёсико привыкла начинать утро с посещения рыбного рынка, раньше с отцом, теперь с мужем.

На огромном, пахнущем морем рынке были тысячи людей: рыбаки, покупатели и туристы. Оптовый рынок — одна из достопримечательностей Токио. Покупатели — повара больших ресторанов и владельцы мелких, хозяева рыбных лавок в высоких до колен резиновых сапогах тщательно выбирали рыбу.

Сэгэва завели на рынке множество знакомств. Они знали, у кого из рыбаков самый нежный и вкусный товар. Отбор рыбы — ответственное дело. Если суси не понравится, завтра постоянные клиенты пойдут к конкурентам, а ресторанчик Сэгэва, как и большинство таких мелких заведений, существует благодаря постоянным посетителям. Кое-кто из них заказывал суси на дом.

К приготовлению суси ее не допускали. И ее отец, и Исао считали, что это не женское дело. В пять часов утра Исао Сэгэва с рыбой приезжал в ресторан, где его уже ожидали двое помощников — молодых ребят.

В Токио почти десять тысяч ресторанов, где можно поесть суси — блюдо из кусочков сырой рыбы, уложенных на колобки политого уксусом риса. Сэгэва открывали свое заведение в десять утра и работали без перерыва почти до полуночи. Коробки с суси для тех, кто регулярно заказывал это блюдо на дом, Исао готовил сам. К рыбе вкусная закуска — грибы в соевом соусе и овощи, приправленные имбирем. Отдельно в каждую коробку кладут кувшинчики с соевым соусом, лимонным соком и хреном — это приправа.

Суси, доставленное на дом, — дорогое удовольствие. Только состоятельные люди могут себе это позволить. Низко кланяясь, Ёсико Сэгэва вручала коробки прислуге своих клиентов.

Последним в ее списке значился Нирадзаки — депутат парламента от оппозиции.

Дверь в этом доме открывалась только после того, как бдительная привратница получала от жильцов соответствующей квартиры подтверждение, что они действительно ждут этого человека. И Ёсико Сэгэва, хотя обе привратницы, сменявшие друг друга, знали ее в лицо, пришлось подождать, пока не завершатся телефонные разговоры, сопровождавшиеся взаимными извинениями за беспокойство. Поблагодарив привратницу, Ёсико пошла к лифту. Лифт был занят, и желтый огонек, отмечая этажи, полз вниз. Двери раздвинулись, впуская Ёсико…

На крик Ёсико прибежала пожилая привратница с журналом комиксов в руках.

Молодая женщина, насмерть перепуганная, прижалась к стене. Коробка с суси упала на пол, нежные ломтики тунца валялись на ковре. Из открывшегося лифта торчали худые ноги в идеально начищенных черных туфлях. Где-то в глубине лифта, залитого мягким светом ламп, многократно отраженных зеркалами, виднелась отливающая серебром голова с неестественно выпученными глазами.

Над младшим инспектором Акидзуки в токийском полицейском управлении посмеивались. Коллеги считали его неплохим, безобидным парнем, да и работал он не хуже других. Но за Акидзуки водилась одна слабость, вполне оправдывавшая поэтическое сочетание двух иероглифов, составивших его фамилию, — «осенняя луна». Младший инспектор увлекался старинной поэзией. Весной он донимал коллег, декламируя хокку о распускающихся в апреле цветках сакуры:

Чужих меж нами нет, Мы все друг другу братья Под вишнями в цвету.

Если одну неделю с языка у него не сходила хрестоматийная хокку Басё

Перед этой вишней в цвету

Померкла в облачной дымке

Пристыженная луна,

то, скажем, в следующий понедельник он радовал своего соседа по комнате только что открытым для себя хайкай XVIII века:

Эй, повремени!

В колокол пока не бей —

Сакура в цвету.

Всю