и светлее чем их. Именно за это они и сражались. И именно за это сражаюсь я. Чтобы мои потомки, глядя на меня сегодняшнего, не могли поверить, что люди могли жить так плохо и знать так мало…

— Золотые слова…

Старпом протянув руку, звякнул с Домоседовым стаканами и, опрокинув водку в себя, закусил. Домоседов одобрительно кивнул и проделал тоже самое.

— Ух… Хорошо сидим… Неплохо держитесь, кстати. У меня-то вес и габариты…

— А у меня хорошая школа. Вад не меньше вас… Ну не сильно меньше. И тоже выпить любит. «Принять на грудь», как он говорит. Забавный фразеологизм… Кстати… Раз уж я о нем вспомнил… Что он такого натворил? Почему вынужден был покинуть родину, хотя, насколько я понял, сильно к ней привязан?

— Ох… Поймите меня правильно…

— «Закрытая информация?» Меня ваши ребята еще в комплексе этим утомили. Предлагаю равноценный обмен. Вы мне рассказываете что-то интересное мне — я то, что будет интересно вам. Идет?

— А да леший с ним… — Домоседов протянул свою лапищу, — Идет!

— Скрепим наш уговор рукопожатием?

— «Ударим по рукам». Если уж учите наш язык, то вот вам фразеологизм для красоты речи. Во первых, настоящая фамилия у вашего капитана «Вареников». А что касается того, что он натворил… Ничего не натворил. Приказ выполнял. Он входил в группу, которая занималась поиском и уничтожением баз противника в Островах, нарушение судоходства и прочее. Ближе к концу войны их отправили эвакуировать ценного агента, который внедрился в исследовательскую группу, разрабатывающую какое-то новое биологическое оружие. Агент сумел уничтожить лабораторию, но заразился и умер, успев, перед смертью, сообщить, что произведенные образцы везут в Амен на борту гражданского судна. Вареников получил приказ его уничтожить, сымитировал дезертирство, чтобы снять с командующего ответственность и торпедировал цель. Куча народу погибло… Иваркин не смог с этим жить… Застрелился.

— Но вы то знали о том, что на самом деле произошло. Зачем Вад столько лет от вас бегал?

— Мы не знали. В штабе Иваркина была вражеская агентура. Адмирал догадывался об этом, поэтому приказал Вареникову ни с кем не контактировать и никому не доверять. Документы переданные Варениковым и все записи Иваркина, касательно той операции исчезли. Официально он — дезертир и военный преступник. Вот и бегал… — вздохнув, Домоседов снова взялся за бутылку, — Агента арестовали и думали, что бумаги украл он или кто-то из его людей… А оказалось, что их забрал совершенно не связанный с ним человек, действовавший из корыстных побуждений. Когда Вареников объявился в Фессалии, мы снова подняли это дело и сумели документы найти.

— Значит он оправдан?

— Да. Учитывая обстоятельства, вопросов к нему больше нет. С ним уже связались. Сообщили об этом. В звании восстановили. Вы, в это время, отсутствовали как раз.

— О как? Я многое пропустил, значит… — Старпом снова звякнул стаканом и выпил, — Хорошо, теперь ваша очередь спрашивать. О чем хотите узнать?

— Да вот, раз уж мы о тех делах заговорили… Петерфельд… Вы с ним знакомы?

— Это моя беда — меня всегда принимают за кого-то другого, — хмыкнул Старпом, — И ваше ведомство — не исключение. Но должен признать, то что я не Петерфельд, вы поняли и признали куда быстрее, чем Церковь то, что я не Ересиарх.

— А наши вас за него приняли? Я просто не в курсе.

— И это было довольно обидно. Принять оригинал за столь дешевую подделку! Ваше здоровье… — поморщившись, Старпом поставил стакан и небрежным жестом отодвинул прочь, демонстрируя раздражения, — Да. Мне приходилось иметь с ним дело во всех трех его ипостасях.

— В каком смысле?

— Тот, кого вы считаете Юджином Петерфельдом, на самом деле Роберт Петерфельд.

— Его дед? — Домоседов подался вперед так, что стол, несмотря на всю монументальность чуть не улетел в сторону, — Погодите… Он что? Переносил сознание в своих детей?

— Именно…

Тяжело встав, Домоседов с треском распахнул окно и в духоту кабинета, разгоняя перегар и сигаретный дым ворвался свежий, еще морозный, но уже пропитанный ароматом стремительно наступающей весны воздух. Старпом грустно кивнул.

— Судя по тому, что вы мне рассказали о своих взглядах, для вас это немыслимая дикость, но да — Петерфельд жертвовал своими потомками, чтобы жить самому. Этот способ сохранения личности освоить проще всего.

— Но ведь имперцы освоили иные!

— Не сразу. Вам, как ученому будет интересно проследить, как с этим связана традиция передавать все старшему сыну. Дело в том, что чем ближе родственник, тем больше шансов на успешный перенос. В случае с братом — близнецом он будет близок к девяноста процентам. В случае с сыном — в районе семидесяти процентов для отца и пятидесяти — для матери. А для дочери — наоборот.

— А как имперские кощеи, или как вам, наверное, более привычно, «личи» переносили свои сознания в рабов? Там какой шанс?

— Низкий. Причем, чем дальше этот народ ушел от имперцев, тем меньше. Но у них имелась технология создания резервной копии. Так называемой «филактерии». Так что они могли позволить себе несколько попыток… — Старпом о чем-то задумался, потом рассмеялся и пояснил недоуменно взирающему на него Домоседову, — Да я все вспоминаю Уемануса. Другие делали филактерии из драгоценных предметов, оружия, доспехов, масок, надеясь, что даже если неблагодарные потомки не захотят предоставить им тело, они смогут захватить незадачливого грабителя, польстившегося на их сокровища. А он сделал свои из книг. Многие над ним смеялись. Только вот кто будет смеяться последним — это еще вопрос? Но вернемся к Петерфельду…

— Как вы с ним познакомились?

— Я его спас.

— Спасли?

— Да. Он наговорил много лишнего, его вызвали на дуэль… Ну знаете, как это бывает… А, по молодости, паренек он был толковый. Я же всегда имел слабость к умным людям. И к эффектным появлениям. И вот я выхожу из вечернего тумана одной рукой отбрасывая плащ, а другой доставая клинок из ножен… Проклятье… — Старпом закурил новую сигарету, — Почему плащи вышли из моды? Они все делают эпичным…

— Как и посохи… Только у меня есть ощущение, что вы к Петерфельду не очень относитесь…

— Да. Сперва он мне нравился. Умный, упорный, умеющий задавать нужные вопросы… И я ему сказал много лишнего.

— Вы открылись Петефельду? Сказали, что живете уже очень долго?

Старпом молча пододвинул откупоривающему новую бутылку Домоседову стакан. Тот, с понимающей усмешкой кивнул.

— Вы поэтому не любите об этом распространяться? Понимаю, что уж… Идеи бессмертия веками людям умы будоражили.

— Бессмертие — это соблазн который способен сломать даже лучших. Даже вы, чтобы вы там не говорили, если вам предложат жить вечно…

— А с чего