была гораздо меньше: это была "Большая четверка", в которую, помимо Вильсона и Клемансо, входили британец Дэвид Ллойд Джордж и итальянец Витторио Орландо. На следующей неделе, когда Маршалл встретился с Вильсоном ("он практически никого не видит из-за интенсивности своей работы", - хвастался юрист, рассказывая о своей способности добиться встречи), он взял с собой почти двухтысячесловную телеграмму от Шиффа с описанием массовой нью-йоркской демонстрации, которую Маршалл резюмировал, надавив на президента, чтобы тот поддержал решительные меры защиты евреев. "Он сказал, что рассмотрит этот и другие вопросы самым тщательным образом", - писал Маршалл в письме Шиффу, в котором он также отметил деликатный статус своей дипломатии: "Один вздох может расстроить все то, что мы так добросовестно делали в течение всех этих тревожных недель".

Не присутствуя в Париже, Шифф, тем не менее, был втянут в его интриги. В начале июня 1919 года, за несколько недель до подписания договора, сенатский комитет по международным отношениям вызвал Шиффа, Пола Варбурга и еще четырех финансистов для дачи показаний по поводу того, что конфиденциальные проекты условий мира распространялись среди "особых интересов", то есть нью-йоркских банкиров, проявлявших повышенный интерес к финансовым деталям. Для дачи показаний были вызваны партнеры J.P. Morgan Джек Морган, Генри Дэвисон и Томас Ламонт (который направлялся домой после консультирования администрации Вильсона в Париже), а также уходящий в отставку президент National City Bank Фрэнк Вандерлип. В споре об "утечке" участвовали два ярых критика вильсоновской Лиги Наций, сенаторы-республиканцы Генри Кэбот Лодж, председатель Комитета по международным отношениям, и Уильям Бора; позднее в том же году эти два законодателя возглавят республиканскую оппозицию Версальскому договору, в итоге сорвав его ратификацию в Сенате и, что стало серьезным ударом для Вильсона, предотвратив вступление Соединенных Штатов в Лигу Наций.

Сославшись на слабое здоровье, которое, по его словам, "постоянно лечится", и предостережение своего врача от "перенапряжения", Шифф попросил освободить его от поездки в Вашингтон. Он заявил, что никогда не видел копии договора и не знал о незаконных копиях, находящихся в обращении. Варбург также отрицал, что обладает какой-либо внутренней информацией.

Их показания, как выяснилось, были излишни. Дэвисон признался, что получил копию договора от своего партнера Ламонта, когда Дэвисон занимал пост высокопоставленного сотрудника Красного Креста. Вильсон в письме к Ламонту официально оправдал его в каких-либо правонарушениях, связанных с раскрытием документа.

Тем не менее, Бора, казалось, не хотел отпускать Шиффа с крючка. Прежде чем освободить банкира от дачи показаний, он в письменном виде расспросил Шиффа о том, в каком объеме Kuhn Loeb продавал европейские ценные бумаги в течение предыдущих пяти лет. Он также спросил о вкладах Шиффа в организацию под названием "Лига укрепления мира", которая активно пропагандировала Лигу Наций в Соединенных Штатах. Бора был убежден, что за этими усилиями скрываются "международные банкиры". Шифф выполнил просьбу Бораха и прислал информацию, отметив, что, оставаясь старшим партнером Kuhn Loeb, он "больше не принимает активного участия в управлении фирмой, кроме как в качестве консультанта".

В еврейской жизни Шифф тоже начал отходить на второй план, играя вспомогательную роль, в то время как Адлер и Маршалл находились в центре событий в Париже (где Шифф мог бы быть, будь он моложе и здоровее). В письме к британскому писателю и сионисту Исраэлю Зангвиллу Шифф хвалил обоих за "их ценную работу в Париже" и отмечал, что "Луи Маршалл стал большой силой в еврействе".

Маршалла ждал героический прием, когда он вернулся в Нью-Йорк через месяц после подписания Версальского договора и его польского компаньона, иногда называемого "Малым Версалем". Группа поклонников, называвшая себя Комитетом по приему Луиса Маршалла, встретила его пароход у причала с зафрахтованной для этого случая лодкой, а на следующей неделе, при участии Шиффа в качестве тамады, они чествовали Маршалла на банкете на тысячу человек в отеле Waldorf Astoria.

Маршалл и Шифф одержали победу в освящении польского договора, но это была не та монументальная победа для прав евреев, какой она показалась на первый взгляд. Закрепленные в нем меры защиты меньшинств были гораздо менее широкими, чем "еврейский билль о правах", который Маршалл намеревался продвинуть в Париже. "Мало того, что пункты о гражданстве и религиозной защите были крайне расплывчатыми и слабыми, из окончательного текста был исключен каждый клочок еврейской национальной идентичности", - отмечает историк из Университета штата Огайо Кэрол Финк в своем исследовании о дипломатии Маршалла в Париже. Также были исключены формулировки, защищающие право евреев вести торговлю по воскресеньям, что было важным условием для еврейских лавочников и торговцев, которые соблюдали субботу и закрывали свои предприятия по субботам, в то время как их христианские коллеги оставались открытыми.

Эти с трудом выстраданные, но слабые меры защиты привели к непредвиденным и саморазрушительным последствиям, породив недовольство поляков, опасавшихся вторжения в суверенитет новой нации, и способствовав всплеску антисемитизма, поразившего послевоенную Европу в последующие годы. Польские лидеры с горечью указывали на лицемерие, с которым Соединенные Штаты, страна с ужасающим послужным списком санкционированного государством расизма в отношении чернокожих и азиатских иммигрантов, вынуждены принимать меры по защите меньшинств. Действительно, вскоре после заключения пакта о ненападении с Германией Адольфа Гитлера в 1934 году Польша отказалась от "Малого Версаля". Ее министр иностранных дел заявил в Лиге Наций, что Польша будет соблюдать договор только в том случае, если другие страны-участницы подвергнут себя такому же контролю.

Между тем, как и опасались Феликс и Макс, мирный договор с Германией подпитывал антисемитизм среди униженного, запуганного и измученного войной населения. И Макс, несмотря на то, что пытался занять менее заметную роль в составе мирной делегации, стал удобным козлом отпущения. Антиеврейские отголоски ощущались еще до подписания соглашения министром иностранных дел Германии Германом Мюллером, когда распространились новости о предлагаемых немецкой делегацией репарациях: 100 миллиардов марок. "Ультраконсервативные круги воспользовались тем, что среди экспертов делегации были такие еврейские банкиры, как Мельхиор, Варбург и [Макс фон] Вассерман, чтобы начать антисемитскую агитацию", - писал Виктор Шифф (не родственник Якоба), журналист, сопровождавший немецкую делегацию в Париже, в своем отчете о мирной конференции. "Даже на гамбургской бирже, где Мельхиор и Варбург - сила, проходили антисемитские демонстрации. Для таких кругов, естественно, не имело значения, что чисто "арийские" и даже консервативные финансисты... помогали составлять наши ответы". В эти версальские недели проявились самые ранние симптомы рецессии антисемитизма по всей Германии."

Памфлет, распространявшийся на гамбургской бирже, связывал Макса с предложением о репарациях и осуждал "Варбургский еврейский мир". Не имело большого значения, что Варбург, Мельхиор и остальные члены немецкой финансовой делегации