Шрифт:
Закладка:
— Может, и правильно сделала,— задумчиво сказала Виктория Филипповна.— Молодым нужно жизнь двигать, а не за мамину юбку держаться. Что тут спорить — сами воспитали, нечего пенять. Всё, может, и к лучшему. Кто его знает, какой она вернётся и какую выстроит себе жизнь?.. Я учу уже третье поколение, её отца с малолетства помню, да и деда тоже. Лена, ты тоже с таким столкнёшься попозже: учишь-учишь паренька, а через двадцать лет в школу приходит его лопоухая копия. И ни одно поколение я понять не могла, потому как всё постоянно меняется. Но вот эти ребята — совершенно другие, особенно хороши. Может, у них получится что-то изменить?
Снова повисло неловкое молчание, длившееся, наверное, пару минут. Риторический вопрос математички повис в воздухе, пока завуч не продолжила беседу:
— Может — получится, может — и нет, кто его знает,— задумчиво произнесла Галина Григорьевна, болтая в бокале вино.— А про любовь вы правы, у всех такое бывает. Я тоже, помню, вначале влюблялась. Такая дура наивная была, пока не хлебнула сполна. Как ты, Лена, говорила — одна ошибка может жизнь перечеркнуть, да? Вот у меня было точно так, я вам просто не рассказывала.
— Не рассказывала — так и не надо, нечего прошлое ворошить! — строго сказала Виктория Филипповна.
— Нет, теперь можно… Леша умер, не страшно уже,— уверенно продолжила Галина Григорьевна, едва ли не до краев наполняя свой бокал.— Давайте за настоящую любовь выпьем!
Вдова, разбрызгав несколько капель, первой осушила бокал, а после тяжело вздохнула и продолжила рассказ:
— Это не тут было, мы сюда в девяносто седьмом переехали, когда Лёша из Чечни вернулся. Искали тихий уголок. А тогда я в большом городе жила; вернее, приехала по распределению, вся из себя такая юная и красивая. И влюбилась, как дура, в ученика. Он был сын секретаря обкома. Ни дать ни взять — наследный принц: красивый, накачанный — блеск! Хоть и конец перестройки был, но элита оставалась элитой. Такой уверенный был — ухаживал не стесняясь, я таяла вообще. До сих пор не понимаю, как такой дурой можно было быть?
— А дальше что? — нетерпеливо спросила Елена, поражённая откровенностью завуча.— Вы переспали?
— Можно и так сказать,— сказала Галина Григорьевна, снова наполняя бокал.— Он пригласил меня на день рождения — на дачу. Сказал, там будут и другие ученики. Не соврал, но я могла бы и догадаться, чем всё это кончится. Они мне что-то подсыпали в сок — не снотворное, а наркотик какой-то. Точно не знаю, я тогда алкоголь даже не пила — учительница же. В общем, потом он и ещё два друга повеселились от души — молодую училку трахнули, такие дела. Хорошо ещё, что в те времена смартфонов не было, а то быть мне звездой Ютуба.
— Ни хрена себе…— не удержалась Лена.— И что им за это было?
— А ничего,— осушив очередной бокал, сказала Гидра.— Он мне наутро прямо сказал: «Не выделывайся! Я с папой поговорю, быстро директором школы станешь, квартиру дадут вне очереди». Я, конечно, ему в лицо вцепилась, чуть глаза не выцарапала. Так они меня в машину запихнули и на шоссе высадили, я потом ещё километров десять пешком шла. Добралась — и быстрее в милицию, заявление писать об изнасиловании. А потом вообще кошмар начался. Дело совсем перевернули, вроде как я сама совратила несовершеннолетних, дала попробовать наркотики, совершила с ними действия сексуального характера. Мамаша этого «принца» подключилась, она как раз там образование в обкоме курировала. Даже вспоминать страшно!.. Какой кошмар: свидетели, показания, камера эта с воровками, до сих пор кошмары терзают.
— Ужас, какой ужас! Я думала — у Ксюши кошмар, а у вас просто жесть вообще! — внезапно перебила Лена, от избытка чувств подскакивая со стула.— Это же невозможно, так не бывает!
— Бывает, чего только не бывает у нас!..— вмешалась Виктория Филипповна.— Это какая Ксения? — та, что у тебя жила и уехала?
— Да-да, она, я вам потом расскажу,— отмахнулась Лена.— Что дальше было, Галина Григорьевна?
— Меня следователь спас, поверил мне, против всех пошёл,— с грустью продолжила завуч.— Муж мой будущий, Лёша. Ему сверху прямо указали — не рыпаться: все показания в наличии, до суда довести образцово-показательно, но без лишнего шума. И отправить меня лет на пять в колонию-поселение, чтобы все забыли. А он дело специально затянул, часть документов испортил, ряд материалов вообще уничтожил. В общем, дело в суде рассыпалось, его со скандалом уволили. Расследование возобновили, меня передали другому следователю. А тут уже настал девяносто первый год, Союз рухнул, не до нас стало. Меня в итоге еще помурыжили отпустили, да и отпустили, вот мы и поженились в сентябре. Поскитались по стране, конечно… Тяжело очень было. В девяносто четвёртом, кажется, Леша простым ППС-ником устроился в милицию, хоть и с высшим образованием, а я в себя пришла, пошла в школу работать, с младшими классами. К старшим вообще боялась заходить. Дали комнату в общежитии, всё вроде потихоньку налаживалось. Я забеременела, но всё плохо пошло, с осложнениями. В общем, выкидыш на позднем сроке, болезнь долго тянулась… В итоге осталась бесплодной…
Галина Григорьевна запнулась и, казалось, вот-вот заплачет. Виктория Филипповна ласково погладила её по плечу и сказала:
— Ну вот не надо было! Я же говорила — не надо. Давайте выпьем и на этом закончим.
— Нет-нет, всё нормально, я дорасскажу, мне так легче станет,— возразила Галина Григорьевна.— Лёшу теперь все только хают, должен хоть кто-то правду знать. В общем, он ради денег вызвался ездить в командировки в Чечню, на блокпостах дежурить. Тогда направляли из МВД, вы помните… Там отличился, даже ранен был. Принимал участие в боевых действиях. Я всего и не знаю, он никогда не рассказывал… Когда совсем вернулся, мы сюда, в Никодимск, переехали. Получается да, в девяносто седьмом. Он тут тоже в милиции работать стал, в гору пошёл — карьера, звания; всё как надо. Две медали у него были: одна за Чечню, а вторую тут уже, за службу. Он маньяка задерживал, который двух школьниц в области изнасиловал и
