– Я пыталась его убить, – сказала Блажка. – Ничто не причиняло ему боли со времен, когда он сражался с орками. Аль-Унанский огонь, он… это изменил. Я стала угрозой, я больше не была странной диковинкой. Я была источником, что не давал ему уйти, и я обладала силой причинять ему боль. Поэтому он пришел, чтобы себя освободить. Только сегодня он хотел меня убить. До этого он не намеревался вредить мне.

– Не намеревался? – Овес был так взбешен, что почти лишился голоса. – Дуболом мертв, Блажка. И убили его не Мараные. Он убил! Он заколдовал свина и убил одного из нас, и задолго до того, как ты его обожгла.

Копыто смотрело на Блажку и ждало ответа. И дать его ей было нелегко.

– Это не он сделал. Это была я.

Ее братья тревожно замялись.

– Погань, которая придает силы ук’хуулам, – отвратное дерьмо, – сказала им Блажка. – Само зло. Вот почему они все, с самого начала, служили оркам. Они нацелены на истребление. Но не Крах. Он владеет той же магией, но она его не портит. Он каким-то образом главенствует над ней и даже умеет ею делиться. Погань присутствует в псах, так же, как в нем самом, и они передали ее Сиротке, когда чуть ее не убили. Без воздействия Краха Погань свела бы псов с ума. Но Сироткой он не управлял, поэтому она поддалась.

– Я не понимаю, при чем здесь ты, – признался Облезлый Змей.

– Псы напали на Щербу из-за меня. Я сказала ему, что если он когда-нибудь вернется в Отрадную, я его убью. Крах почувствовал это через нашу… не знаю, связь, нахрен? Как и я, он не знал, что она существует. Сам не зная почему, он ощутил ненависть к Щербе. И натравил на него стаю. Щерба погиб, и его свин стал порченым из-за меня. Дуболом погиб из-за меня.

Облезлый Змей скривил губы, не соглашаясь с ней.

– Ты не можешь принимать это на свой счет, вождь.

Хорек посмотрел на ряд варваров.

– Так… это значит, что Клюзиана и Уродище тоже сойдут с ума?

– Нет. Он освободил их от порчи.

– Откуда ты знаешь? – спросил Хорек.

– Оттуда же, откуда и все остальное, – ответила Блажка и посмотрела на Синицу.

Баламут щелкнул пальцами, сияя от гордости за свою догадливость.

– Ребенок месива!

– Я не понимаю, – сказал Кул’хуун.

– Вождь и этот большой страшный говнюк – близнецы, – ответил Баламут. – Неужели не ясно?

Блажка не сводила глаз с Синицы, желая получить ответы на собственные вопросы.

Овес заставил ее подождать еще.

– Почему, Иза? – спросил он резко, держа огромную руку на груди Шакала.

Блажка указала туда, где Крах все еще стоял на коленях среди раздувшихся остатков своей стаи.

– Посмотри на него, Овес. Что бы ты сам сделал на его месте, будь те псы твоим копытом? Твоими братьями. Шакал именно это и сделал. Ради меня. Я причина. Гнев, что ты чувствуешь, что мы чувствуем, из-за Дуболома, из-за Меда и Метлы, и всех остальных, мы направляем на него. Скажи мне, что ты не захотел бы разорвать их убийц на куски.

Овес стиснул зубы, стараясь сдержать гнев, но огонь в его глазах уже остывал.

– Я не могла его остановить, – сказала Блажка. – Я могла только показать ему, что мы больше не будем пытаться ему навредить.

– Пожалуй, это помогло, – заметил Баламут с протяжным выдохом, пристально глядя на Краха. Затем посмотрел на Блажку, слегка тревожно. – Верно?

У нее не было ответа.

Он был у Синицы.

– Он придет к пониманию, – проговорила она по-гиспартски с акцентом. – Я ему помогу. Теперь это мой путь.

– Лучше просто дать ему вернуться в Дар’гест, – сказала Блажка.

Синица покачала головой.

– Его тянуло сюда неспроста. Так же, как я неспроста стала Возвращенной. – Она повернулась к Призрачному Певцу. Наконец он встретил ее взгляд, и они несколько мгновений молча смотрели друг на друга, прежде чем Синица продолжила: – Я боялась, все так, как сказал На’хак: что мое предназначение было избавить землю от моих детей. Твое рождение стало моей смертью. Я не могла позволить, чтобы мое перерождение стало твоей. Я боялась того, что случится, если мы втроем встретимся. Ведь с этого все началось – когда мы были вместе. И я оказалась права. Наше сближение исторгло мой плод. Я благодарна за то, что он не повлек ваших смертей.

– Тогда что это было? – спросил Баламут. – Потому что я чуть штаны не обгадил, когда он вышел. Клянусь, даже Колпак моргнул. Пусть всего раз, но моргнул!

Если Колпак и моргнул, сам он об этом не знал.

Синица дала ответ, которого ждала Блажка.

– Это был он. Твой та’тами’ата. Ты родилась, когда я умерла, пуповина, что нас соединяла, оборвалась, но он оставался внутри. Когда я очнулась в этом теле, часть его тоже стала Возвращенной. Я этого не знала, но поняла теперь. Пусть это была только его тень, она пришла к тебе, ее влекло к тебе, так же, как его. Он пришел из Дар’геста, чтобы найти тебя, так же, как я ушла от смерти.

– Но почему?

Синица вдруг погрустнела.

– Я столько от тебя скрыла, что боялась, ты не поверишь мне, когда я скажу… не знаю.

– Чтобы дать нам чемпиона орков, – сказал Кул’хуун, в его глазах загорелась уверенность. – Он сторонился их. Дрался с ними. Теперь он поможет нам их истребить.

Ему никто ничего не ответил.

– Я думаю, – проговорил Баламут, почесывая затылок, – любой полукровка с такой силой может сделать что захочет. Что мы бы тут ни говорили.

Облезлый Змей закатил глаза.

– Если бы он мог делать что захочет, его бы здесь не было, дурила.

– А, точно.

Хорек посмотрел на Блажку.

– Что теперь, вождь?

– Ты останешься сидеть здесь, пока голова не перестанет болеть. Мы поедем, как только Баламут со Змеем сделают волокуши для Шака и Жрики. – Названные полукровки подскочили, чтобы взяться за дело. – Я не хочу, чтобы ты опять упал со свина, Хорь, так что отдохни. Ты тоже, Инкус. Сидите здесь, пока я не скажу.

– Я бы не упал, если бы эта колдовская херь не овладела моей свинкой, – проворчал Хорек. Затем сощурился, глядя на Овса. – А твой как оказался цел?

– Нет такой магии, которая заставила бы Ура напасть на меня, – ответил Овес.

Блажка подошла к нему и положила руку трикрату на плечо.

– Наверное, это компенсация за то, что тебе приходится каждый раз смотреть на него.

– Точно, – пробурчал Овес и накрыл ее руку своей. Вторая при этом так и оставалась лежать на Шакале.

Когда волокуши были готовы, солнце уже высоко поднялось. Облезлому Змею с Баламутом пришлось далеко уйти, чтобы отыскать дерево. Когда они, завершив работу, позвали Блажку, та некоторое время сидела среди мертвых псов.