Шрифт:
Закладка:
Несмотря на то, что Вильнев продлил свой контракт с «Феррари» уже перед Гран-при Монако, он был близок к принятию предложения «Макларена», который сулил ему золотые горы. Но, подумав о возможной реакции Феррари, он решил придерживаться данного им Великому Старику обещания и остаться в Маранелло.
Знал ли Феррари о маневрах «Макларена» по привлечению канадца или нет, но в конце сезона, когда подводил итоги спортивной деятельности 1981 года, он выразил искреннее восхищение Жилем. «Как на “Хараме“, так и в Монте-Карло мы выиграли благодаря умению Вильнева, и ни по каким иным причинам», – сказал он с поразительной честностью. И тем, кто упрекал Вильнева за его постоянство в склонности к авариям во время гонок, он сказал: «Мне Вильнев нравится таким, какой он есть, со всеми его излишествами и необъяснимым риском».
После окончания сезона 1981 года, который Феррари описал как «не совсем напрасный», но не совсем таким, каким его «представляли наши преданные болельщики», 6 января 1982 года – в необычное, нестандартное для этого праздничное время – состоялась презентация нового болида.
Вильнев выехал на трассу «Фьорано» на следующий день и, несмотря на туман, побил предыдущий рекорд круга, который держался более года, уменьшив его на секунду и тридцать шесть сотых. Постлтуэйт создал фантастический болид, в котором шасси наконец-то полностью использовало мощь турбированного мотора Феррари.
18 февраля Энцо Феррари задул свечи своего восемьдесят четвертого дня рождения. Он оставался отцом и хозяином спортивного подразделения компании, носящей его имя, но времена абсолютной монархии остались далеко позади. «Написано и не раз сказано, что я – человек, который все решает сам и никого не слушает. Правда же, – любезно признался он, – заметно отличается от этого. У меня есть привычка консультироваться со всеми моими сотрудниками, понимать их настроение, разнюхивать – при носе моих-то размеров – обстановку. И когда я почувствовал в окружающей атмосфере некоторое равнодушие, а случалось – и враждебность, мне пришлось отступить».
В Италии он был на пике популярности. Соотечественники безусловно проявляли к нему бесконечную нежность, не имевшую аналогов в прошлом. Часть этой нежности, как знал Феррари, была заслугой его молодого канадского пилота. «Я обожаю Вильнева потому, что он – пилот, который ездит для толпы», – сказал он зимой. И толпа, отвечая взаимностью Вильневу, отдавала должное и тому, кто предоставлял ему машину, на которой он восхищал эту толпу, даже если предоставивший болид стремился уверить, что сам он – не более чем «провинциал, который женился на работе, вот и все».
Великий Старик был спокоен. Благодаря «ФИАТ» структурное устройство его компании обеспечивало будущее «Феррари» даже после его смерти. Он был настолько уверен, что мог позволить себе провоцировать: «Я себя уже сделал. Что будет дальше – увидим». И в том, что оставалось увидеть, было спортивное будущее «Феррари», в котором, по его словам, он немного сомневался: «Не могу сказать, будет ли “Феррари“ продолжать гонки и после меня».
Когда «Формула-1» вернулась в Европу для второго Гран-при Сан-Марино, вновь разгорелась борьба между FOCA и FISA. Английские команды приехали, но в конечном итоге почти все бойкотировали как квалификацию, так и гонку, в которой участвовали только «Феррари», «Рено», «Альфа-Ромео», «Озелла», «Тиррелл», «Тоулман» и «АТС» – всего на старте Гран-при было четырнадцать машин вместо обычных двадцати шести. Но, несмотря на прогнозы, болиды, пусть и немногочисленные, выдали захватывающую гонку, которая восхитила зрителей, вызвала массу споров и навсегда разорвала «Феррари» изнутри.
На последних кругах гонки «Феррари» Вильнева и Пирони, возглавляя пелотон, обгоняли друг друга несколько раз. Братская борьба началась с действий Пирони, который, несмотря на вывешенную из боксов Феррари табличку «SLOW», указывающую на необходимость сохранять позицию, обошел своего партнера. Сначала Вильнев думал, что это своего рода bagarre[103] на потеху фанатов «Феррари», собравшихся на «Сантерно», но затем он понял, что Пирони все делал на полном серьезе, и вступил в борьбу. Однако первым под клетчатым флагом оказался француз, и канадец навсегда возненавидел предавшего его друга.
Тот день разделил Италию: большинство признавали за Вильневом право считать себя лидером команды – они полагали, что он завоевал это звание на трассе, когда по-рыцарски прикрывал спину Шектеру при его погоне за титулом 1979 года. В меньшинстве были те, кто решил поддержать Пирони, который, надо сказать, совершенно искренне полагал, что ничье величие не задел, и на голубом глазу посвящал победу жене в качестве свадебного подарка.
НА ПРОТЯЖЕНИИ ПОСЛЕДУЮЩИХ ДВУХ СУТОК В ЦЕНТРЕ ВСЕГО ЭТОГО БЫЛ ФЕРРАРИ, КОТОРЫЙ ПЯТЬ НЕДЕЛЬ НАЗАД ЗАЯВЛЯЛ: «В “ФЕРРАРИ“ ПЕРВЫМ ПИЛОТОМ СЧИТАЕТСЯ ТОТ, КТО ПОБЕЖДАЕТ В ВОСКРЕСЕНЬЕ. РЕЙТИНГИ ФОРМИРУЮТСЯ НЕ НА БУМАГЕ, А НА ТРАССЕ».
В понедельник он промолчал, в то время как пресса, будучи уверенной, что выражает его точку зрения, начала припоминать его высказывания, сделанные им в течение многих лет, в которых Великий Старик заявлял, что в «Феррари» никогда не существовало командной иерархии, что он не давал приказов своим пилотам, давал им свободу делать все, что они считали нужным, лишь бы это не вредило работе Скудерии и фабрики, которая стояла за ней. Затем, во вторник, он развеял сомнения и высказался.
В своем заявлении, невероятном со многих точек зрения, Феррари впервые в жизни занял позицию одного из своих гонщиков в ущерб позиции другого. «Когда в Имоле исход соревнования было фактически решен, Пирони пренебрег призывом к чувству ответственности, который был адресован пилотам посредством таблички, вывешенной после 45-го круга».
Эти слова в адрес Диди были тяжелыми, как каменные глыбы. Тем более, что, обвинив француза, Феррари открыто встал на сторону канадца. «Я понимаю обоснованное разочарование Вильнева и я разделял его опасения из-за рисков, с которыми он сталкивался. Я был пилотом, и считаю, что чувства тех, кто участвует в гонках, повинуясь истинной страсти, не изменились даже в современной эпохе».
На неделе Феррари пригласил обоих на встречу в Маранелло. Он взывал к разуму. Пирони выразил сочувствие Жилю, сказав, что не ожидал такой реакции –
