делают, не думая. Тут-то все и спотыкаются, и расшибают себе лбы, — весело сказал Игнатьев. — Я не мог удержаться от смеха, когда узнал, что пекинский полководец выдвинул на городские стены монголов и татар, вооружив их луками и стрелами.

— Вы шутите?

— Нисколько. Поэтому и уточняю: по девять стрел на два колчана.

— А почему не по четыре на воина?

Николай благодушно рассмеялся.

— Надо знать китайцев: лишняя стрела — иллюзия запаса, избытка боевых средств.

— Тупицы! — воскликнул барон. — Авангард идиотов.

— Это воинство должно стать живым щитом Пекина.

— Они не понимают своей обречённости.

Игнатьев задумался над сказанным. Перед отъездом в Китай, он зашёл попрощаться с князем Горчаковым и тот не преминул сказать: «Всё время будьте начеку: не доверяйте чувству. Сомневайтесь даже в тех слухах, что вам преподнесут, как очевидный факт. Ошибки нежелательны». А Егор Петрович Ковалевский, вышедший вместе с Игнатьевым на крыльцо Азиатского департамента, сухо обронил: «Будьте скрупулёзны, как аптекарь». Вряд ли он имел в виду посольскую казну.

От француза Николай поехал к англичанину. Тот расхаживал по выгороженной ему в кумирне комнате и потрясал кулаками.

— Мерзавцы! Они умертвили тринадцать человек.

Понимая, что речь идёт о палачах-китайцах, истязавших пленных парламентёров, Игнатьев рассказал лорду Эльджину о мучениях, которым подверглись французы.

— Капитана Шануа живого разорвали на части, а лейтенанта Османа изрубили на кусочки.

— Так им и надо! — гневно сверкнул глазами англичанин. — Заварили кашу, устроили побоище под Чанцзяванем, пускай теперь кусают локти. — Немного успокоившись, он стал рассказывать о бедах и муках, перенесённых его соплеменниками:

— Можете вообразить. Пленников возили по городам Китая, осыпали проклятиями и камнями, причём, верёвки постоянно смачивали, чтобы они туже стягивали руки и ноги, связанные между собой. — "Сапой, сапой, сапой, " — подхватил попугай, прыгая по клетке. — Лорд Эльджин погрозил ему пальцем. — Вместо пищи наливали в лохань нечистоты, содержали в выгребных ямах. Днём они страдали от солнца, ночью от холода. Он поджал губы и посмотрел на Игнатьева, который, непонятно почему, светился счастьем. — У поручика Андерсона началась горячка с бредом. Его руки распухли, раны нагноились — в них копошились белые черви. — Лорд Эльджин вновь прошёлся по комнате. — Толпы китайских обывателей сбегались любоваться мучениями пленников. Затем их отвезли в крепость и посадили на цепь. На девятый день Андерсон умер: его мышцы отстали от костей.

— Разложился заживо? — ужаснулся Игнатьев.

— Представьте себе! — гневно воскликнул Лорд Эльджин. — Руки бедняги так и остались привязанными к щиколоткам ног.

— Их всех держали вместе? — глухо спросил Николай, почувствовав, как все внутри его окаменело, стоило ему лишь на мгновение представить издевательства, которым могла подвергнуться My Лань.

Англичанин взял сигару, принялся её раскуривать. Выдохнув облако дыма, разогнал его рукой и после этого ответил.

— Нет. Вторую партию парламентёров переправили на запад, в горы, бросили в сырой подвал старой тюрьмы.

"My лань тоже держали в подвале", — едва не проговорился Игнатьев и после небольшой запинки промолвил: — Мужество их поражает!

— Страстотерпцы. Истинные христиане. Мы за них нещадно отомстим.

Николай уже знал, как умеет мстить потомок шотландских королей, и поинтересовался судьбой других несчастных.

— Сколько всего было групп?

— Пять, — ответил лорд Эльджин. — Третья партия парламентёров была отправлена во дворец какой-то крепости на севере страны. Там умер журналист еженедельника «Таймс» господин Булби. Вероятно, вы его помните.

— Прекрасно помню. Очень живой человек.

— К сожалению, был. Этот славный малый умер двадцать четвёртого сентября.

— Трёх дней не дожил до своего освобождения, — посочувствовал Игнатьев лорду Эльджину, всячески опекавшего газетчика и надеявшегося с его помощью создать о себе мнение, как о будущем генерал-губернаторе Индии. Англичанин запыхтел сигарой.

— Труп господина Булби оставался неубранным и разлагался среди живых, пока его не перекинули через забор.

Он вновь окутал себя дымом и остановился в центре комнаты.

— Из четвёртой партии в живых не осталось никого.

Игнатьев удивился.

— Чем же они так провинились?

Лорд Эльджин покачнулся с пятки на носок.

— Эта партия должна была отправиться на юг, но там хозяйничают инсургенты, поэтому их умертвили чохом.

— А Парис?

— Парис и Лок содержались в Пекинской тюрьме.

— В Пекине их две.

— Наверно, в той, где держат государственных преступников, — пожал плечами англичанин. — Знаю, что их сразу заковали в кандалы.

— Пытали?

— Да. Учили "коу-тоу".

— Каким образом? — поинтересовался Николай и тут же понял, что проявил бестактность. Разве дело в пытках? Главное, что люди претерпели муки. Надо ли описывать душераздирающее зрелище?

— Тянули за уши и били головой о землю, — резко ответил лорд Эльджин. — Издевались. — Поджав губы, он долго смотрел в пол, как будто что-то потерял и всё не мог найти, потом заявил: — Я послал принцу И Цину ультиматум: «Тюремный замок, где мучили и умерщвляли подданных её величества, королевы Англии, срыть до основания, сравнять с землёй». Мало того, — пыхнул он дымом, — я потребовал незамедлительно выплатить шестьсот тысяч рублей серебром и безоговорочно подписать конвенцию, составленную ещё в Тяньцзине. — Игнатьев слушал. — В противном случае, — нахмурился лорд Эльджин, — война будет на суше и на море. — Николай вскинул на него глаза. — На суше и на море? — Да! — категорично отрезал лорд Эльджин. — Пекин будет разрушен и династия будет низложена.

— Сурово.

— Признаюсь вам, как частному человеку, что для нас было бы лучше, если бы принц И Цин решился продолжать сопротивление.

— Конечно, — тут же поддержал его Игнатьев. — Руки бы у вас были развязаны.

— Мы разрушили бы Пекин, посадили своего претендента на китайский престол, а столицу перенесли бы в Нанкин.

— Поближе к Гонконгу?

— Поближе к нашим военным судам. Там с четырьмя кораблями можно добиться большего, нежели здесь с такой огромной и дорогостоящей экспедицией.

— А как же север Китая? — озабоченно спросил Николай, понимая, что на эту территорию уже нацелилась Франция.

— Пусть пропадает! — сбил пепел с сигары лорд Эльджин. — Или объявляет себя отдельным государством — у нас тут нет торговых интересов.

— Но вряд ли, — криво усмехнулся Игнатьев, — подобный исход будет соответствовать интересам России или Америки. Окончательное устройство Китая не обойдётся без их вмешательства.

— С Россией