— Письма сочинял мулла Ибадулла Муфти… Он правоверный… мало-мало фанатик… и… немного туповат… так сказать…

— А вы взяли и поставили под письмами свою большую печать, вы поставили собственноручную подпись! — перебил Мукумбаев. — И где? Под призывом к джихаду, газавату, к набившей оскомину исламской священной войне, к резне всех немусульман, к истреблению так называемых кяфиров. Мы тоже за джихад. Но мы, новые халифатисты, смотрим на священную войну как на лозунг восточного фашизма…

— Чего-чего? Фашизма?.. — поперхнулся эмир.

— Об этом потом… Нам нужен лозунг, способный привлечь массы правоверных к нам и помешать всяким там республиканцам, либералам, прогрессистам захватить влияние среди мусульман. Мы понимаем джихад как движение мусульман под руководством достойных уважения людей — помещиков, баев, промышленников, коммерсантов, банкиров, держащих в своих руках поводья правления. Единство мусульман мы противопоставим коварным и гнусным домогательствам черни захватить власть. Нам, людям новых веяний, религия ислам нужна, чтобы затыкать уши и рты тем проклятым, кто кричит о классовой борьбе. Вот какой джихад нам нужен. А что мы читаем в ваших воззваниях? Призывы к поголовной резне всех немусульман. Вы, господин, живете тысячу лет назад. А что скажут англичане, едва держащие в повиновении десятки миллионов мусульман в Индии и других своих колониях? А что скажет Франция, у которой все так и бурлит в Алжире и Сирии? А ведь у французов, господин, ваши деньги! Вдруг они наложат секвестр на ваши счета в «Банк де Франс»! А что скажет наш друг Муссолини? Нам лишиться его поддержки нельзя.

Говорил один Мукумбаев.

— А российские царские генералы? Что? Захотят они поддержать вас, эмира, который призывает в своих вот подобных писульках к уничтожению всех урусов в Туркестане?

Да, паук принес заботы. Полномочный министр и эмирский посол в Лиге Наций просвещеннейший и покорнейший слуга эмира, оказывается, явился из Европы в Кала-и-Фатту, чтобы бесцеремонно выговаривать его высочеству.

Мукумбаев потребовал пересмотреть всю программу Бухарского центра, если эмир хочет иметь хоть малейший шанс на успех на предстоящем в 1931 году конгрессе халифатистов. И сейчас же отстранить темного, тупого муллу Ибадуллу.

— Нельзя… святой человек… — пролепетал Алимхан.

Всегда равнодушный, квелый, полномочный министр сейчас не доходил сам на себя. Его обычно бледно-желтое лицо побурело от напряжения.

— Тауба! Сколько усилий, трудов! Сколько времени потрачено! Сколько возни с вашей принцессой! И все мы подготовили, все устроили. Договорились с господами из Лиги Наций. Сколько пошло на смазывание им ртов. Аллах!

— Опять Моника-ой — дочь наша… а? — заблеял Алимхан.

— А я живу в Женеве, трачусь, провожу время и смотрю. Все оттягивают да откладывают. Начинают дело, назначают сроки выступления нашей принцессы, а потом руками разводят, плечами подергивают: «Извините! Не получается». Я и туда и сюда, я и к инглизам, я и к французам, я и к русским! А они все свое: «Подождем!» И вдруг — проклятие его отцу! — лорд Кашенден показывает бумагу. Писанину, достойную паршивого бродячего дервиша с Гиждуванского базара, да еще с вашей высокой подписью. Напугали вы их своими писаниями.

— А что?

— Кому нужна эта принцесса, когда ее отец оказался тупым феодалом, тираном, зверем. Зверски жестоким…

— Зверем? Э… э… — пытался возмутиться Алимхан. У него сквозь бледность начал пробиваться румянец. Но Мукумбаев не обращал внимания на цвет его лица.

— Где она? Где ваша принцесса? Уж не ваши ли люди ее украли? О аллах, от вас, ваше высочество, можно ожидать любой глупости. Там, в Женеве, толкался этот подозрительный, этот проходимец Молиар. Не вы его послали?

— Молиар? — растерялся Алимхан. — Я… э… нет… не знаю.

Он запирался и оправдывался совсем по-детски, и Мукумбаев сразу понял, что эмир знает про Молиара.

— А не увезли ли ее… эти… пешаверские англичане… обратно?..

Растерянно глядел пустыми глазами Алимхан в пространство.

— Ислам — доброе наше знамя, — плел он свое, — надо выткать новые лозунги… черный народ не знает всяких конституций, демократий… Аллах и сабля! Джадиды-собаки развратили умы…

— Вы болтаете, а надо действовать.

— Вы сами понимаете… без корана и джихада нам не вернуться в Бухару… Ислам!

— Чепуха… Фантазия диких людей, — возразил Мукумбаев. — На основе корана сейчас не может существовать ни одного государства. Турецкий султан носил титул халифа. Что осталось? Республика. Только невежественные священнослужители могут держать невежественных в повиновении именем аллаха. Наивен тот, кто думает, что коран является узами, которыми можно объединить людей.

— Есть армия… армия ислама, которая…

— Вора Ибрагимбека? Да поймите, их удерживает в эмиграции страх перед заслуженной карой за совершенные ими кровавые преступления. Если бы не это, исламские воины навесили бы себе на шеи конские уздечки и на животе уползли бы к Советам, умоляя разрешить им вступить в эти самые колхозы. В первом же бою исламская армия Ибрагима завопит: «Пощады!»

— Знамя ислама… теперь или никогда! — бормотал Алимхан без всякого оживления. — Если… сбросить с людей путы корана… освободятся умы и души.

Он и сам не верил в то, что говорил. Мукумбаев смотрел на него с презрением.

— Господин! — процедил он сухо и враждебно. — Послушайте мнение вашего преданного раба и министра. Еще можно не отстать от шага времени. Успеть. Есть еще возможность… Вот прочитайте!

— Что… что… — Эмир со страхом смотрел на свиток пергаментной бумаги, который Мукумбаев извлек из бельбага.

— Прочитайте! Это письмо из Герата от Джунаида.

— Читайте вслух!

— Слушайте же.

«Письмо это пишет раб аллаха газий и воин пророка Джунаид, хан всех туркмен и сын его Ишикхан, да будет с ними мир! А обращено письмо к господам руководителям туркестанской эмиграции, собранным в Бухарском центре. Бисмилла! Фашистский строй существует уже во многих странах и являет нам пример твердости правления и благоустройства. Надо усиленно трудиться со всей доброжелательностью. Теперь надо разворачивать деятельность. Столп ислама, великий Ахунд Анна Мурад, говорит: „Свет религии в фашизме“. Уважайте Анна Мурада Ахуна так, как уважаете религию правоверного ислама. Анна Мурад Ахун за благоустройство Туркестана и указывает нам фашистский путь. Надлежит нам всем работать так же непримиримо, как работают главы „Ени Туркестана“ господа разума Мустафа Чокаев и Сары-хан. Если верите нам, то следуйте путем фашизма. Сообщаем для сведения всех: силу мы имеем огромную и могучую. Получили много оружия и пополнили конский состав. Полученные винтовки и пулеметы заперты на месте под замком. Передайте благонадежным лицам — через восемь месяцев начнется серьезная борьба против большевиков. К этому времени будьте готовы!»

Окончив чтение, Мукумбаев свернул письмо и, почтительно положив его у ног эмира, добавил:

— Такое же письмо получили Ибрагимбек, Утанбек и другие курбаши.