В подельники к Луговому в этом доносе добавился Логачёв. В середине января они посмели выступить не только против автора доноса, но и против начальника районного отделения НКВД: «Уже после Пленума Крайкома я и нач. райотделения НКВД т. Тимченко предлагали на бюро РК 14.I.37 г. вывести Красюкова из бюро Луговой и Логачёв (пред РИКа) стали против вывода, и сказали, что с мнением согласен и поддерживает Шолохов».

«Пленум райкома проходил в этот же вечер. Шолохов на этом Пленуме выступил и заявил, что он не согласен с такой практикой, когда арестовали члена бюро и райком не знает о причинах ареста».

«16. I.37 проходило райпартсобрание. На этом собрании выступил я и ещё несколько коммунистов с критикой поведения Лугового и других членов Бюро в деле Красюкова.

На этом собрании выступили Шолохов, Луговой и Логачёв против всех нас и склонили собрание записать такой пункт в резолюции по докладу Лугового о решении ЦК по Азово-Черноморскому крайкому и итогах Пленума крайкома:

– Просить Окружком ВКП(б) срочно командировать в Вёшенскую председателя ОК для рассмотрения вопроса о Красюкове».

Виделин жалуется: «Что интересно, на следующий день отдельные коммунисты говорили о неправильном решении собрания, сами же видно побоялись решительно выступить и поддержать моё и других коммунистов предложение о Красюкове».

«В процессе собрания один из коммунистов критиковал Шолохова за слабую связь с парторганизацией, систематическое отсутствие на партсобраниях, я в реплике сказал: “Барское отношение”. Следовало или нет так говорить, я на этом сейчас не буду останавливаться, но скажу только, что в заключительном слове Луговой на меня обрушился, сравнивая с Овчинниковым во время нападения на Шолохова и т. д. Получается так, мол, и у Виделина».

Луговой тогда прямо сказал Виделину: секретаря Ростовского горкома партии Овчинникова мы сняли, будешь с Шолоховым воевать – закончишь так же. На что Виделин в доносе отвечал: «Я знаю, что Сталин нас учит критиковать, не взирая на лица». И продолжил: «Когда я выступал на собрании и после пришёл Шолохов (по вызову Лугового) Луговой немедленно сообщил Шолохову что первый Виделин тут выступал и против всё говорил». Шолохов, рассказывает Виделин, обозлился и тут же накричал на него.

В своей станице Шолохов явно чувствовал себя хозяином.

«…положение в организации ненормальное, линия райкома антипартийная», – резюмировал в доносе Виделин.

Фактуры ему всё равно не хватало.

Только в последней строке доноса Виделин вспомнил: «Луговой поддерживает тесную связь с семьёй Красюкова и Шевченко – троцкиста арестованного, бывшего пред. Базковского РИКа». На том листочек в клеточку и кончился.

Но Евдокимов увидел новую фамилию: Шевченко.

– Тэ-э-кс. Куда у нас смотрит НКВД?.. И что там с Красюковым? Всё молчит?

* * *

Сразу после получения этого доноса за Красюкова взялись с новой силой. Добивались показаний на Лугового, Логачёва, Шолохова.

Один допрос был трое суток подряд, другой – четверо, третий – пять.

Лишили сна, не кормили.

Никакая психика не способна была этого выдержать, но Красюков оказался аномально стойким. Обессиленный его упорством, следователь уходил. Приходил другой, выспавшийся и пахнущий едой. Говорил, что Луговой и Логачёв арестованы и уже дали показания: «Нечего скрывать, Красюков, мы всё знаем». – «Знаете, чего тогда спрашивать?»

Красюкова поместили в карцер: сырой каменный мешок. Спал на голом полу. Продержали там 22 дня. Надеялись, что сломается, позовёт охрану, скажет, что готов к показаниям. Ничего этого не произошло.

Он мог умереть от переохлаждения – не умер.

Пётр Акимович Красюков, несгибаемый и гордый человек, спасал жизнь своим друзьям. Спасал в самом прямом смысле Шолохова.

И Мелехова тоже спасал: чтоб тот сумел добраться до последней строчки своей истории.

* * *

23 января 1937 года начался новый открытый процесс в Москве. Судили группу бывших руководителей партии, активных участников оппозиции. Дело вновь слушалось в Военной коллегии Верховного суда СССР. Основными обвиняемыми были Георгий Пятаков, Карл Радек, Леонид Серебряков, Григорий Сокольников.

Шолохов и этих лично не знал. Но слышал о каждом. О некоторых даже слишком много. Пятаков в Гражданскую был членом Реввоенсовета 13-й армии, воевавшей на соседнем с Верхним Доном донецком направлении; а потом, вместе с Евдокимовым, Землячкой и Белой Куном устроил бойню белогвардейцев в Крыму. Радек в 1930-е работал в «Известиях», выступал как критик, крутился в литературной среде. Серебряков был членом Реввоенсовета Южного фронта с июля 1919-го – вошёл туда вскоре после завершения Вёшенского восстания. Его имя наверняка попадалось Шолохову в документах о событиях Гражданской на Дону и расказачиванию. А Сокольников входил в состав Реввоенсовета как раз в момент Вёшенского восстания. Его имя наверняка звучало в разговорах Сталина и Шолохова.

Все названные в своё время являлись членами троцкистской оппозиции. Все так или иначе пережили опалу, были прощены и вернулись на руководящие посты – но не смирились со сталинской политикой.

Сторона обвинения утверждала, что, по указанию Троцкого, в 1933 году подсудимыми был организован «параллельный центр», который сообщался с представителями фашистских государств в целях организации совместной борьбы против Советского Союза. Центр, уверяло обвинение, занимался шпионажем в пользу этих государств, организовал на предприятиях и железнодорожном транспорте ряд вредительских и диверсионных актов, вследствие которых погибли люди, готовил убийства ряда руководителей ВКП(б) и советского правительства, в том числе теракты, направленные на уничтожение Сталина и Молотова.

«Литературная газета» от 26 января вышла с размещённым поверх названия газеты призывом: «Смести с лица земли троцкистских предателей и убийц, – таков единодушный приговор рабочих, учёных, писателей, всего советского народа». Учёных добавили для убедительности – в номере ни один учёный не упоминался. Но если написать «…единодушный приговор рабочих, писателей» – не так звучало бы. Чего писателей-то сразу? Разве они главный после рабочих класс? Только вместе с учёными достигался необходимый эффект. Учёные изобретают, писатели осмысляют, рабочие работают. Больше никого не нужно. Если бы было написано: приговор рабочих, учёных, артистов, музыкантов, театральных режиссёров – выглядело бы уже трагикомично. С артистов никакого спроса нет, с музыкантов тоже.

Сталин знал, кого надо звать в сообщники.

В номере был представлен цвет советской литературы. На первой полосе шла резолюция президиума Союза Советских писателей «Если враг не сдаётся – его уничтожают»: «Вскрыто гнездо изменников, диверсантов, шпионов, пораженцев и террористов… Пятаков, Радек и их группа ряд лет подготовляли убийство Сталина и его соратников… Троцкисты готовили кровавую программу восстановления капитализма… Писатели единодушно требуют расстрела участников этой банды».

Подписи: Феоктист Березовский, Фёдор Гладков, Всеволод Иванов, Юрий Либединский, Алексей Новиков-Прибой, Борис Пильняк, Александр Фадеев, Константин Федин, Вера Герасимова, Мариэтта Шагинян, драматурги Афиногенов, Вишневский, поэты Безыменский, Сурков, Сельвинский.

Помимо резолюции, номер содержал ряд авторских текстов на ту же тему. Алексей Николаевич Толстой выступил со статьёй «Сорванный план мировой войны»: «Открытые фашистские организации – это одна лишь сторона фашизма